"Нил Роуз. Контора " - читать интересную книгу автора

не для тех, кто делает карьеру. В течение ряда лет, когда я ежедневно
продирался сквозь чудовищные горы фотокопий и бесконечные кипы бумаг,
взывавшие к учетчику, меня обуревало лишь с трудом сдерживаемое желание
выпрыгнуть в окно.
"Потому что правоведение стало для меня жизненным стимулом". Эта фраза
больше подошла бы буквоедам, книжным червям, многие из которых подходят под
мой собирательный термин "крючкотворы-зануды". Но для Грэхема жизненным
стимулом являются скорее разговоры о похотливых практикантках.
"Потому что я ужасно люблю выступать на стороне истца, заставляя людей
попотеть". Эта фраза дала бы понять, что я поглощен работой, но в ней есть
явный оттенок агрессивности.
"Потому что этого хотели мои мама и папа". В этой фразе звучала бы
завораживающая правда, но я находил в ней некий изъян. Они советовали мне
получить эту профессию с настойчивостью, присущей среднему классу, забыв
только добавить, что имея за плечами такую профессию, нужно оставить за
плечами и жизнь.
"Потому что это дает мне солидную основу для бизнеса и высокую
квалификацию, что сослужит службу в дальнейшем". Это было бы неплохо, но
здесь содержался намек на то, что я не хочу испустить последний вздох за
письменным столом "Баббингтон Боттс", а в фирме, где преданность ценится
превыше всего, подобная реплика не способствовала бы успешной карьере.
- Знаете, Грэхем, - ответил я наконец, - это то, чего я всегда хотел.
Это не было правдой ровно настолько, чтобы не быть правдой. Некоторые,
еще лежа в яслях, считают, что задержка с кормлением дает основание призвать
виновных к ответу. Я никогда не принадлежал к числу таковых.
Но, оставив позади период увлечения футболом (где я оказался не на
высоте), побывав в шкуре пожарного (я слишком боялся прилипнуть к канату и
не соскользнуть вниз[2]), секретного агента (тут меня подвела
невнимательность), смотрителя зоопарка (я испытывал непреодолимый страх
перед антилопой), бродячего артиста (оказался слишком бездарен для этого) и,
наконец, учителя (занятие, очень скудно оплачиваемое), я остановился на
профессии юриста.
Откровенно говоря, как и многие юрисконсульты, я знаю, что вряд ли мог
мечтать о лучшем, учитывая, что мало где можно столько заработать.
А у Арни Бэкера, похоже, каждую неделю была новая женщина, так что и
подобная перспектива тоже не исключалась.
Я краснею от стыда, вспоминая, что и мой идеализм сыграл определенную
роль в принятии окончательного решения. С наивностью, за которую меня сейчас
выставили бы за дверь, я считал юриспруденцию средством борьбы за
справедливость. И представлял себя выступающим на стороне неудачника и
загоняющим в тупик представителей элиты. К сожалению, моя фантазия не
простиралась так далеко, чтобы представить себя крохотной шестеренкой в
громадном механизме, которым является "Баббингтон Боттс", безликий монолит в
деловом квартале Лондона, где серьезность отношения к делу находится в
прямой зависимости от скорости, с которой клиент раскошеливается. Это, в
конце концов, фирма, где выставляемый счет младшим персоналом формулируется
как "НМП - Неужели Мы Продешевили?", а в верхах "ОБНМП - О Боже, Неужели Мы
Продешевили?" Основная концепция фирмы: нам не платят много, если у нас нет
клиентов, которые могут заплатить много.
Завершив свое образование, и не зная точно, чем хочу заняться, я