"Майкл Роуч. Сад (Притча) " - читать интересную книгу автора

сказал, что они уже приведены в движение, эти силы, порождающие мир, в
котором я живу, порождающие меня самого и даже все мои мысли - все виды боли
страдания, включая и эту самую неспособность утолить свои желания.
Когда я вопрошал его об этих силах, он в ответ говорил только о
различных мыслях, называя их ядами, которые действительно многое определяли
в моей жизни: зависть, желание обладать, неприязнь, гордыня и все такое. Я
пытался отыскать какую-то взаимосвязь между этими мыслями и страданиями
моего мира, но чего-то здесь недоставало.
Как всегда, я думал о своей матери, почтенной женщине, которая прожила
в целом очень добродетельную жизнь. Но я помню, как она страшно страдала от
рака, который в конце концов убил ее, разорвав ее сердце. А ведь из всех
людей, которых я знаю, ее ум менее всего был подвержен воздействию этих
ядов: она так редко проявляла гнев или зависть; ее любили почти все, кто
знал, и она всех любила; она отдала обучению своих детей добродетели и
высоконравственному поведению существенную часть своей жизни. Я еще смог
понять, почему такие психические аффекты, как зависть, могут разрушить покой
нашего ума, но так и не сумел выяснить, какое отношение они имеют к
болезням, войнам, нищете и самой смерти.
Когда я снова пришел в Сад во всеоружии новых вопросов, самые жаркие
дни степного лета уже были позади, хотя солнце все еще нещадно палило в
раскаленном небе. На этот раз у меня не было надежд на визит милых
ангелочков, я скорее чувствовал себя боксером, выходящим на ринг, готовым
наносить и парировать удары в истинном интеллектуальном спарринге между
двумя мыслителями. Мне не пришлось разочароваться: не успел я сесть на
скамейку, как через калитку прошагал Его Святейшество Гендун Друб - первый в
череде далай-лам Тибета.
Пятьсот лет назад он родился в семье кочевников, где-то на задворках
тибетского царства, никем толком не управляемых, и каждый его жест говорил о
решительности и уверенности в себе. Сразу же бросалась в глаза его могучая
грудь, выпирающая из-под монашеской накидки, а еще его руки, сильные, с
налитыми мускулами, несмотря на то что ему было уже под шестьдесят. Глаза
Его Святейшества были широко распахнуты, в них светился недюжинный ум, а лоб
был перепахан такими глубокими морщинами - следами многолетних глубочайших
же раздумий, - что их легко было по ошибке принять за шрамы от сабельных
ударов. Он подошел ко мне и одним ловким движением смахнул меня со скамьи на
траву рядом с ней, а сам уселся на мое место, не обращая внимания на свою
растрепанную монашескую одежду, и погрузился в размышления.
- А ну-ка отвечай, что управляет этим миром? - заорал вдруг Далай-лама
Первый, сразу лишив меня дара речи.
Он наклонился ко мне, в возбуждении тяжело дыша мне в лицо, всем своим
свирепым видом требуя немедленного ответа. Я испуганно отшатнулся.
- Я не знаю, я сам сюда пришел, чтобы узнать это, я не уверен, но
думаю, что, наверное...
- Думаю! Наверное! Не уверен! - передразнил он. - А теперь я тебе
скажу, что управляет миром: те самые дурные мысли, вот что! Те самые дурные
мысли и те поступки, которые они тебя заставляют совершать! Вот что! - Он
снова выпрямился с видом триумфатора, как будто на серьезных дебатах по
философии разбил в пух и прах достойного противника, а не ошеломленного и
потрясенного таким началом проповеди скромного сельского библиотекаря.
Я хотел было спросить, как это все работает, но не решался прервать его