"Эразм Роттердамский. Оружие христианского воина" - читать интересную книгу авторабеспечных. Наконец, внизу тот самый скользкий змей - первый предатель нашего
покоя, то скрываясь в одного с ним цвета траве, то прячась в своих норах, извиваясь сотнями колец, не перестает преследовать по пятам единожды падшую нашу женщину. Пойми, что женщина - это плотская часть человека. Ведь это наша Ева, через которую изворотливейшая змея совращает наш дух к смертоносным наслаждениям. С другой же стороны - будто мало того, что столько врагов грозят нам отовсюду, - внутри, в самой глубине души, мы к тому же носим врага более чем домашнего, более чем родственного. Как ничего не может быть ближе его, так ничего не может быть опаснее. Вот здесь-то и пребывает этот ветхий и земной Адам, более привычный, чем согражданин, более упорный, чем враг, которого и валом сдержать нельзя, и выбить из лагеря невозможно. За ним надлежит следить сотнями глаз, чтобы он как-нибудь не открыл демонам крепости Божьей. Значит, когда всех нас терзает столь ужасная, столь трудная война, когда нам приходится иметь дело с врагами, столь многочисленными, поклявшимися и давшими обет погубить нас, неутомимыми, вооруженными, вероломными, умелыми, мы, безумные, не беремся за оружие, не стоим на страже, не относимся ко всему с подозрением, а беспечно храпим, прохлаждаемся, будто бы кончились войны, наслаждаемся и, праздные, заботимся, как говорят, о собственной шкуре. Совсем не так, как если бы наша жизнь была греческой пирушкой, а не войной, взамен лагеря и палаток мы валяемся на постелях, вместо могучего оружия опоясываемся по примеру Адониса гирляндами из роз и драгоценностями, взамен военных занятий предаемся роскоши и праздности, взамен копий Марса играем на невоинственной цитре. Будто этот мир не есть самая отвратительная война. Ведь кто примирился с ты неистово вопишь: "Мир! Мир!", когда для тебя враг - Бог, который один только и есть мир и податель мира. И Он Сам ясно говорит устами пророка: "Нет никакого мира для нечестивых". Ведь пока мы ведем войну в этом телесном обличии, единственное условие мира с Ним - это наша смертельная ненависть и напряженнейшая борьба с пороками. В противном случае если бы мы с ними поладили, то обрели гораздо большего врага в Том, кто один только и может осчастливить, как друг, и погубить, как враг. Потому что, как только мы становимся на сторону тех, с которыми у Бога нет ничего общего, - ведь что общего у света с тьмой? - мы сразу наинеблагодарнейшим образом нарушаем обещанную Ему верность и преступно разрываем союз, заключенный при весьма священных обрядах. О христианский воин, разве ты не знаешь, что уже тогда, когда ты животворящим омовением был посвящен в таинства, ты вручил себя военачальнику - Христу? Ему ты дважды обязан жизнью - Он даровал ее и возвратил вновь, - ему ты обязан больше, чем самому себе. Разве не приходит тебе в голову, что, принеся торжественную присягу, ты поклялся в верности столь доброму Властелину, что его таинства, словно дары, укрепили тебя, и ты подвергаешь свою голову его гневу, если не сдержишь слова? К чему относится знак креста, запечатленный на твоем челе, как не к тому, что покуда жив, ты будешь сражаться под его знаменем? Зачем тебе мазаться его священной мазью, как не для того, чтобы вступить в вечный бой с пороками? Какой стыд, какое проклятие обрушивается почти на весь род человеческий, когда человек отпадает от своего военачальника и повелителя! Почему ты потешаешься над Христом - водителем твоим и не сдерживает тебя страх, хотя Он - Бог, а не мешает тебе любовь, хотя ради тебя Он стал человеком. Нося на себе его имя, |
|
|