"Игорь Росоховатский. Учитель (Сборник "Операция на совести")" - читать интересную книгу автора

попадет к воспитателю, которого уже не сможет вывести из себя. Против него
будут нечеловеческие нервы и нечеловеческое терпение. Ведь его
воспитателем будет существо с восемью или десятью сигнальными системами, с
органами Высшего Контроля. Я никогда не принадлежал к тем, кто ненавидел
или боялся сигомов, этих сверхлюдей, созданных в лаборатории. Я видел их,
и не только по телевизору, великанов и гениев с "прекрасными, волевыми,
выразительными лицами героев", как писали газеты. Слишком прекрасными,
слишком волевыми, слишком выразительными!
Для них трудилась вся планета, все мы; физиологи и химики, генетики и
врачи, математики и инженеры, лучшие художники и скульпторы, создававшие
формы носа, губ, скул, надбровий, лбов, плеч... Природа никогда так не
старалась для нас. Что же, все правильно. Пусть сигомы теперь поблагодарят
своих создателей, пусть потрудятся для нас. Они могут осваивать и
колонизировать другие планеты, звездные системы, обогащать наши знания,
пересылать на Землю сырье и энергию. Они могут даже лечить нас и
оперировать - их колоссальная память, быстрота мышления и реакций, точные
могучие руки позволят сделать это как нельзя лучше.
Но доверить им воспитание наших детей? И каких - самых трудных,
легкоранимых, калек?.. Да, сигом может, как и всякий человек, прочесть
"Слепого музыканта". Он может ужаснуться страданиям несчастного Квазимодо.
Но он прочтет, ужаснется, посочувствует и забудет... Чужая рана останется
чужой раной, чужая боль - чужой болью. Так бывает даже с обычными
смертными, которые могут легко представить себя на месте калеки. А сигом?
Существо, которое безболезненно достраивает и перестраивает свой организм?
Ведь это качество - главное, что дали сигомам мы в отличие от
матери-природы, которая не дала этого нам. И оно же не позволит им ощутить
всю глубину человеческой безысходности...
Иосиф и директор уже ждали меня, но не на посадочной площадке, а в
кабинете. Я старался не замечать глаз директора, которые спрашивали:
"Неужели мы сами не справимся с ним?" Директор испытующе проворковал:
- Ну что ж, дорогой, если вы решили окончательно...
- Окончательно, - сказал я, словно перерубил канат.
Он нажал кнопку вызова гравиплана...
Мы прошли на посадочную площадку. Иосиф всхлипывал и что-то жалобно
бормотал. Но как только он понял, что ходу назад нет, бормотание перестало
быть жалобным. Я различил его любимое словечко "гады".


Через полтора часа, оставив позади почти семь тысяч километров, мы
приземлились на территории специального интерната для трудновоспитуемых
детей. Нас встретили два мальчика, вопреки моему ожиданию два совершенно
обычных мальчика, не слишком вышколенных и не слишком вежливых.
- Учитель сейчас на первой спортплощадке, - сказал один из них и кивнул
на второго. - Он проводит вас.
- Меня зовут Родькой, - коротко представился провожатый и сразу же
повел нас по тропинке на холм, густо поросший кустарником. Эскалатора
здесь не было, и, пройдя с полкилометра, Иосиф сел на траву и сказал, что
больше пешком не пойдет. Он, дескать, не верблюд. Я шагнул к нему, но меня
опередил наш провожатый. Он наклонился и зашептал на ухо Иосифу:
- Брось. Здесь чего только не выделывали... По секрету говорю, не бузи.