"Игорь Росоховатский. Триумф "каскадеров" (Авт.сб. "Понять другого")" - читать интересную книгу автора

угнетенное состояние, затем сознание искажалось, начинался бред, перед ней
проносились яркие цветные видения. Так же, как у меня. Только бабушка не
умела их потом переносить на полотно. Я долго расспрашивал маму о болезни
бабушки, пока не заметил, что она начинает с беспокойством следить за
мной, часто подходит ночью к моей кровати и прислушивается к дыханию, к
бессвязным словам, которые иногда бормочу...
Тогда болезнь только начиналась - с ночных страхов и острой головной
боли. Страхи усиливались, принимали новые формы. Мир вокруг меня словно
менялся, как в кривом зеркале. Люди казались то великанами, то карликами.
Когда меня водили к врачам, я не все им рассказывал, боялся какого-нибудь
страшного приговора. Названия психических болезней фантомами роились в
моей бедной голове, жужжали, как пчелы в улье. Но вот явилось какое-то
величайшее медицинское светило - академик с мировым именем. Он изрек
диагноз: "Мигрень. Да, да, особая мигрень, не более". Он разъяснил, что
при таком заболевании сосуды в мозге сужаются больше, чем при обычной
мигрени. Нарушается кровоснабжение. Вот и рождаются странные образы, и
чудятся кошмары. Оказалось, что такие мигрени описаны в медицинской
литературе под звучным названием "Алиса в стране чудес".
Академик уверенно сказал: "Полечим - и все пройдет".
Он оказался прав. После сеансов лазеротерапии мигрени прошли. Если и
случались головные боли, то без видений. И я постепенно забыл о них.
Но вот почти через пятнадцать лет болезнь возобновилась, сопровождаясь
припадками. Угнетенность резко сменялась напряженностью, сводило шейные
мышцы, усиливалась дрожь в руках, в голове бесконечной чередой проносились
цветные видения: распускались сказочные орхидеи - и я видел и запоминал
сотни оттенков, часть из которых мне удавалось переносить на полотно,
каждый раз по-новому смешивая краски.
Меня лечили в разных клиниках, но безрезультатно. И когда я уже дошел
до отчаяния, явился Он. Сказал, что его направили из клиники. Его худое
длинное лицо вначале никак не запоминалось. Но уже через несколько дней,
когда стали ослабевать припадки, я заметил очарование его скупой
недоверчивой улыбки, прятавшейся в углах близко посаженных глаз. Она
вспыхивала на короткие мгновения, когда он радовался, и тогда даже
кинжальный пробор волос, слегка сдавленный у висков лоб и широковатый нос,
придававший лицу жесткость, казались менее заметными. Тонкие губы имели
несколько различимых оттенков - от темно-синего, переходящего в
темно-вишневый, до светло-коричневого с бледно-розовым ободком.
Иван Степанович включал свой аппарат и садился рядом с ним, поглядывая
то на шкалу, то на меня. И в его глазах то вспыхивали отсветы сигналов, то
гасли, так же как и мои надежды...
После двенадцати сеансов он сказал:
- Пока достаточно. Вы уже практически здоровы. Через пару месяцев
проведаю. Припадки больше не повторятся.
Он оказался прав. Я жду его прихода только для того, чтобы выразить
свою благодарность..."



7