"Игорь Росоховатский. Человек-остров (Авт.сб. "Понять другого")" - читать интересную книгу автора

Нифонтовым, необходимы для развития медицины, для излечения тысяч и тысяч
больных. Поэтому и взвалил на себя Нифонтов столь тяжкую ношу...
А я думаю: "Если Нифонтов хочет облагодетельствовать страждущее
человечество, то почему бы ему не сделать это за свой счет, за счет своего
времени и своих усилий? Но и Вольдемарычу надо отдать должное: ишь какое
современное прикрытие придумал - исследования на стыках наук..."
- Кстати, - как бы вскользь говорит Вольдемарыч, - чтобы возместить вам
дополнительные затраты времени, Управление выделило нам премию за
последнюю совместную работу. Так что сэнэсы получат дополнительно по
окладу, мэнэсы - по половине оклада...
Наступило общее оживление. Смотрю на часы: уже три, а никто - ни гугу.
Три тридцать... Четыре... Через полчаса Сам уйдет в Президиум...
И тут я не выдержал. Это все, говорю, хорошо, замечательно.
Исследования на стыках наук, помощь медицине... Но прошу ответить на один
немаловажный вопрос: материалы эти и результаты комплексных исследований
Нифонтов использует для своей диссертации?
- Какое это имеет значение? - рявкнул Сам.
- А такое, - отвечаю, - что если материалы нужны для диссертации, то
систематику вам придется поручить другому отделу.
Сам прикнопил меня своими лютыми глазками к стенке.
- Это вы от имени отдела выступаете? - спрашивает. - Вас уполномочили?
- И зырк на Танечку-Манечку-Любочку.
А они, будто в цирке на опытах Кио: только что были - и враз исчезли,
растаяли, даже дымка не осталось. Спрятались за новый осциллограф.
Сам метнул косой взгляд на мужеподобную красотку (он на нее никогда
прямо не смотрит, сплетен боится). Спрашивает:
- Борис Петрович говорит и от вашего имени, Надежда Кимовна?
Она кокетливо передернула своими могучими плечиками и, в свою очередь,
косит на Илью Спиридоныча. Сам - к нему:
- Вы его уполномачивали?
А Сам уже багровеет. Так и кажется, что, будь у него львиный хвост,
тотчас бы по бокам себя захлестал.
Илья Спиридоныч невозмутимо очки на носу поправил и очень ровным - под
линеечку - голосом:
- Разве у меня своего языка не имеется?
И тогда вступает мужеподобная красотка:
- Да что вы, Александр Вольдемарович, Бориса Петровича не знаете? Ему
лишь бы воду замутить. Без скандала жить не может.
И тут слышится хихиканье. Это Танечка-Манечка-Любочка за осциллографом
тихонько радуются жизни.
- Так вы, оказывается, еще ко всему и самозванец, Борис Петрович? - уже
остывая, довольно рокочет Сам.
- Оказывается, так, - отвечаю. - Но все равно на чужого дядю работать
не стану.
- Так ведь никто вас здесь в отделе и не держит, - говорит Сам.
Тон его спокойно-рассудительный задел меня больше, чем слова. Глядя в
его широкую переносицу, я отчеканил:
- По "собственному желанию" не уйду.
Я попал в цель, потому что в его маленьких глазках вспыхнула ярость.
Изо всех сил сдерживая ее, он проговорил: