"Игорь Росоховатский. Повод для оптимизма (Авт.сб. "Утраченное звено")" - читать интересную книгу автора

тучей, стоило секунду посидеть неподвижно - и они заползали под одежду,
рассеивались по всему телу. Я безостановочно махал руками, как ветряк,
используя любые предметы, чтобы отогнать крылатые полчища. Так
продолжалось не меньше часа. Но вот еще один поворот реки - и природа
словно сжалилась надо мной: пчел здесь было намного меньше. На береговых
отмелях грелись аллигаторы, но они не представляли опасности для человека
в лодке, и я мог сколько угодно размышлять над подводными парадоксами...
По мере того, как сгущались сумерки, пчелы совершенно исчезли. Изредка
появлялись большие сине-зеленые мухи, но от них я отбивался без особого
труда. Все чаще с берегов доносился хохот обезьян, иногда - вопль
животного, попавшего в когти хищника.
Теперь меня стали донимать комары и москиты. Я все чаще хлопал себя по
лбу, по шее, но шло время - и руки уже не могли защитить меня. Не помогала
и одежда - москиты забирались под нее. Все тело нестерпимо горело, расчесы
превращались в сплошные раны. Глаза заплыли и почти ничего не видели,
москиты набивались в рот и нос при каждом вдохе. Они словно объединились с
моими врагами и решили доконать неудачника. Я плескал водой на лицо, но
насекомые не отставали. Сигареты кончились, да я и не мог бы удержать
сигарету в распухших губах.
Иногда я готов был плюнуть на все, пристать к берегу и попроситься в
первую попавшуюся хижину, а там - будь что будет! Но я слишком хорошо
знал, что будет, я видел злобно-радостные улыбки на лицах врагов, картины
разнообразных пыток, которые меня ожидают.
А то, что происходит сейчас, разве не пытка? - спрашивал я себя. Чего
тебе бояться после всего, что ты пережил? Может ли быть что-нибудь
страшнее последних двух недель, когда приходится беспрерывно уходить от
погони, бояться и подозревать всех - швейцаров, официантов, случайных
прохожих, белых, метисов, черных? Может быть, лучше кончить одним махом -
например вскрыть вены и прыгнуть в реку? Я почувствую вместо комариных
уколов резкую боль во всем теле - тысячи ножей вонзятся в него, заработают
тысячи отточенных пилок, и через несколько минут голодные хищные рыбы,
кишащие в реке, дочиста обгложут мой скелет.
Враги будут продолжать розыски и погоню - теперь уже за призраком. Я и
моя тайна растворимся в телах молчаливых и ненасытных рыб.
Клянусь, иногда я готов был сделать это! И знаете, что меня спасало?
Ненависть! Неутолимая и неистребимая ненависть к фанатикам и ублюдкам, не
достойным жизни, но считающим себя вправе травить ученого только за то,
что он не подчинился их ханжеским догмам и нормам. Как будто они знают,
что можно и что нельзя делать человеку, какие эксперименты законны, а
какие негуманны...
Нет, я не доставлю радости врагам! Они хотят вырвать мою тайну, но
пусть сначала поймают меня. Я кану в джунгли, затеряюсь в них еще
надежнее, чем в джунглях человеческих. Те были говорящие, продажные,
завистливые, а здесь они будут безразличными и молчаливыми. Они надежно
укроют меня, как уже укрывали долгие годы в крохотном поселке среди
колонистов.
Но если все же... Сколько раз я полагал, что надежно спрятан! Полагал
до тех пор, пока не замечал гончих, с вытянутыми языками бегущих по моему
следу. Столько лет они охотились за мной, как за дичью. Они вели охоту по
всем беспощадным законам стаи, преследующей одного. Сначала пытались