"Игорь Росоховатский. Повод для оптимизма (Авт.сб. "Утраченное звено")" - читать интересную книгу автора

касфой, одновременно, будто для его же удобства, сдвигая маску.
Я уперся ногами изо всех сил, ожидая, чтобы толпа обволокла меня
поплотнее. Рука сжимала нож, спрятанный на груди, большой палец замер на
кнопке, высвобождающей лезвие. В такой толпе удар ножом может пройти почти
незамеченным.
Мне повезло и на этот раз. Благодаря тому, что я упирался, акдайцы
вокруг меня сбились тесно, и людям Поводыря было трудно оттеснить их. К
тому же я свободной рукой обнимал высоко пьяного акдайца, с другой стороны
меня обнимал метис, украшенный ожерельями из серебряных ложек, вилок,
монет. Как видно, он нацепил на себя все свое богатство.
Один из молодчиков Поводыря задержал на мне взгляд, что-то сказал своим
товарищам. Неужели узнали?
Я покрепче обнял акдайца, подвывая ему, и старался подскакивать повыше.
Несколько человек ринулось к нам, протягивая бусы, которые я, как и оба
моих акдайца, принял из их рук. Молодчики успели заглянуть под маски
акдайцев, находившихся по обе стороны от меня, но до моей маски не
добрались. Я уносил с собой последний "подарок" Поводыря - дешевые
стеклянные бусы, которые когда-то, очень давно, давались в обмен на
золото. Преследователи и сейчас хотели совершить такой же обмен, разве что
более сложный: бусы - моя жизнь - золото...
Люди Поводыря провожали нас взглядами, и я не мог определить, узнали ли
они меня, замышляют ли еще что-нибудь.
Вместе с пьяными акдайцами я шел, спотыкаясь, по широким прямым улицам,
где жили так называемые "тихие" - рабочие рудников, для которых английская
компания построила современные дома с аккуратными двориками. В домах были
газ, электричество, горячая вода; Конечно, это обошлось компании недешево,
но прибыль была во сто крат большей: прекратилась "текучка", ведь, уйдя из
шахты, рабочий терял и квартиру. "Тихие" не вступали в профсоюз, не
бастовали.
Чистенькие, обсаженные кустами тротуары кончились. Потянулись кривые
улочки с жалкими лачугами, слепленными из старых ящиков, досок, листов
железа. Здесь жили "буйные" акдайцы, уволившиеся или уволенные компанией.
Среди них были всякие люди: непокорившиеся и пропойцы, организованные
забастовщики и стихийные бунтовщики, сезонные рабочие, вчерашние охотники
или земледельцы, искатели золота, воры, нищие.
Сопровождающие меня акдайцы, очевидно, принадлежали к одной из двух
последних категорий.
Мы вошли в полуразвалившийся дом. В большой комнате на столе в грубо
сколоченном гробу лежал покойник. На его лице, словно черная подвижная
маска, копошился рой мух. Вокруг гроба стояли пустые бутылки, служившие
подсвечниками, и полные - с касфой и пивом; на выщербленных тарелках и на
банановых листах были разложены кусочки мяса. В углах комнаты выли и рвали
на себе волосы несколько женщин. Я попал на поминки.
Поскольку стаканов здесь было мало, мне в руки сунули бутылку.
Отмахиваясь от мух, я пил пиво маленькими глотками, не решаясь и на миг
оторваться от бутылки. Ведь скорбь по ушедшему к небесным отцам здесь
измеряется количеством выпитого спиртного - и горе тому, кто пришел на
поминки и не скорбит как следует. Значит, он что-то затаил против этого
дома. И если к тому же на его лице маска, то надо ее немедленно сорвать. А
тогда они увидят, что к ним проник незнакомый белый человек.