"Игорь Росоховатский. Иду к вам" - читать интересную книгу автора

и ответили на вопрос, как создавались клетки. Часть общих сведений запишут
в вашу память в третьем цикле, остальное узнаете в процессе обучения. А
узнать вам нужно много. И что "неделимый" атом делим, и что "независимое"
время зависит от скорости движения...
Он говорит, слегка растягивая слова, старается оценить каждое из них
прежде, чем произнести, изложить мысль как можно точнее.
Пожалуй, он, ученый, не понятый современниками, - чувствует себя
современником здесь, в новом веке. Ведь это он давным-давно говорил
студентам: "Человек родился быть господином, повелителем, царем природы".
Это он всю свою прежнюю жизнь искал "ту силу, которая позволяет нам
торжествовать над ужасом смерти".
Когда-то я думал: человек в конце жизни теряет все, что приобрел.
"Теряет" - не то слово. Потому что человек не терял ни опыта, ни знаний,
ни интеллекта. Он оставлял их - частицы своего "я" - в своих делах. Он
старался оставить побольше их для современников и потомков - ради
достижения цели, которой он отдал всего себя. Он еще не знал, что этим
самым оставляет для себя возможность вернуться. И это является лучшим
доказательством его мужества.
Невольно приходят на ум слова отца Адриана: "Создание жизни - дело
господа, и смертным не дано постигнуть великую тайну". Что бы он сказал
сейчас? Смертные постигают тайны зарождения жизни!
Вспоминаю чудовище там, в комнате, которое смотрело на меня одним
человечьим глазом. Очевидно, это был какой-то врач, выслушивавший меня с
помощью прибора. Хочу улыбнуться, но улыбка выходит грустной. Может быть,
потому, что я так отстал, так мало знаю?..
Узкая ладонь Николая Ивановича мягко ложится на мое плечо. В его глазах
светится сочувствие. В лавине новых впечатлений я не успел оценить его
внимательности и чуткости. Может быть, такие же чуткие все люди сейчас...
- Я тоже прошел через это, - вполголоса произносит Николай Иванович. -
Поверьте, это пройдет.
Отрицательно качаю головой - слова здесь не нужны.
Бросаю взгляд на Кима. Он копается в каком-то ящичке, не смотрит в нашу
сторону. Но по его напряженной позе догадываюсь, что он прислушивается к
разговору.
Николай Иванович крепче сжимает мое плечо:
- Вы много изведали в своей жизни и горя, и радости - радость любви и
семьи, мужества, борьбы. Но какую наибольшую радость знали вы?
- Радость познания, творчества, - отвечаю и быстро добавляю: - Но она
немыслима без борьбы, без любви, без всего остального...
Лицо Лобачевского светлеет.
- Поверьте, - повторяет он, вкладывая в свои слова что-то большое,
искреннее, чему невозможно противиться. - В вас есть то же самое, что и в
нас - людях двадцать первого века. Вы будете счастливы.
Звуки его голоса долго не угасают, блуждают эхом в зале. Кажется, стоит
позвать - и они вернутся.
У двери вспыхивает зеленая лампочка.
Ким подходит к нам, извиняется:
- Меня вызывают. Еще увидимся. Викентий Никодимович, мне необходимо у
вас кое-что узнать о внутриклеточном обмене. Поможете мне?
Киваю головой, стараюсь скрыть вспыхнувшую гордость. Последняя его