"Игорь Росоховатский. Сто моих рождений (Авт.сб. "Утраченное звено")" - читать интересную книгу автора

Да, я всю жизнь путал их, я всегда вспоминал Эмилию вовсе не такой,
какой она была в молодости. А она, бедняжка, не раз говорила мне: "Ты
совсем не знаешь меня, ты принимаешь меня за другую". Я пытался
отшутиться: "За идеал".
Но та девушка - это не просто мой идеал, некий эталон нежности и
красоты.
Девушка с голубой жилкой на виске - моя невеста в прежней жизни, более
короткой и потому более счастливой. В ней еще не успело накопиться ни
грязи, ни отупляющих кухонных стычек, ни взаимного раздражения,
спрессованного в памяти, как порох в бочке.
Я перенесся в какое-то иное время, приходится приложить усилия, чтобы
вернуться в настоящее.
Ошарашенно оглядываюсь вокруг: облупленные стены, потеки на потолке,
сервант с треснувшим стеклом...
Окно с разорванной шторой кажется выходом в иной мир, тени - выходцами
оттуда, тоже разорванными, изуродованными; полоски мертвенного света -
привидениями или нелепыми фигурами в длинных халатах, которые я видел в
коридорах психиатрички. Приходят мысли - болезненные и странные. Они
кружатся в голове, как стая рыб - одна другой в хвост, я завороженно
наблюдаю их хоровод, не решаясь остановить внимание ни на одной. А когда
все же определяю изначальную, главную, то поражаюсь ее великолепию и
беспощадности. Не сразу решаюсь ухватить мысль, запихнуть ее в невод слов,
она не дается, выскальзывает, ибо слова у меня бедные, корявые, плохо
сплетенные, не годятся они для серебряно сверкающей мысли. Но поймать ее
надо во что бы то ни стало. Мой мозг надрывается от бесплодных попыток, я
чувствую приближение конца. И все время думаю: _зачем_? За что? На этом
свете, где так мудро устроена даже махонькая былинка, кому и _зачем_
понадобились мои муки, десятки моих смертей? Существует ли цель, которая
может оправдать, искупить их? Или я страдаю напрасно, по воле слепого
случая?
Но когда я уже нахожусь на грани безумия, смертельно уставший от мук,
меня спасает вспыхнувшая с неистовой силой ненависть к судьбе. И мне
удается схватить мысль. В то же мгновение она вспыхивает светильником и
озаряет закоулки моей памяти.
И я понимаю, что _не случайно_ путаю прошлое и настоящее. В этой
путанице, в нагромождении нелепостей, несчастий, в множественности
образов, накладывающихся один на другой, есть какая-то закономерность. От
нее зависят мои жизни и мои смерти, мои скитания и мои возрождения, и ее
мне надо выявить во что бы то ни стало. Иначе мукам не будет конца.
Тогда-то я впервые по-настоящему задумался о себе, о своих смертях, о
прозрачном проводе, уходящем в скалу. И оформилось в бедной моей голове
великое Подозрение. Дал я себе клятву проверить его, пусть хоть через сто
своих смертей перешагну. Да и не стоят все они - сто или тысяча - одной
смерти моего сына, одного вопроса, который просверлил мой мозг, - _за
что_? Уж такой был мой сынок ласковый, послушный, умный, в нем видел я
оправдание своей жизни. Остался он в моей памяти и тем болящим вопросом, и
напоминанием о тайне, о клятве.
Лихачом я никогда не был, знал цену лихачеству: много ума и смелости не
нужно, чтобы на акселератор жать, но с той поры моя жизнь приобрела только
один смысл - проверить Подозрение. Ради этого готов я был на что угодно -