"Игорь Росоховатский. Мой подчиненный. (рассказ) (сборник Люди и Сигомы)" - читать интересную книгу автора

улыбался новым друзьям широченной улыбкой, смущенно разводил руками, когда
речь заходила о стратоплане, словно заранее извиняясь за те ошибки,
которые возможны в будущем.
Дальше всех в своих симпатиях зашел Григорий Гурьевич.
Он пригласил сигома на свой день рождения.
Юлий Михайлович в тот вечер был очарователен. Он танцевал строго
поочередно со всеми женщинами, пришедшими в гости, в том числе и с
бабушками, и с восьмиклассницей Тасей. Он рассказал несколько анекдотов и
выпил две бутылки алычовой настойки, причем даже немного захмелел. Он
проиграл мне две партии в шахматы и сумел отыграть только одну. В общем,
он был человеком - ни больше и ни меньше.
Всю дорогу домой мы с Лидой говорили о Юлии Михайловиче и пришли к
единодушному выводу, что он довольно симпатичный.
А на второй день Юлий Михайлович явился ко мне в кабинет за советом,
как лучше расположить надувные подушки сиденья. Конечно, я не жалел
времени для объяснений. Мы вместе набросали чертежик, а когда он ушел, я
вспомнил, что забыл указать ему, где спрятать рычаги, и направился к его
столу.
Заметив меня, Юлий Михайлович отчего-то смутился, попытался спрятать
какой-то лист. Но сделал это неуклюже, и лист упал на пол.
Юлий Михайлович забормотал:
- Я делал наброски сиденья перед тем, как идти к вам. Наши мысли
совпали.
Но я не зря считался когда-то лучшим конструктором КБ и, естественно, с
первого взгляда сумел отличить на-бросок от законченного чертежа.
- Пойдемте, нам надо поговорить,- сказал я, и он послушно пошел за мной.
Я пропустил его вперед и плотно закрыл за собой дверь кабинета.
Посмотрел на его большие руки, беспомощно опустившиеся на спинку кресла.
- Вы совершили ошибку.
- Да, да, вы мне уже объяснили ее,- согласился он.
- Нет, не в чертежах. Вы недооценили людей. Он хотел возразить, но я
опередил его:
- Мы бы все равно раньше или позже догадались, что ваша ошибка в
чертежах - игра.
В его глазах появилась такая тоска, что я невольно произнес:
- Понимаю, вам одиноко среди нас, и не вы виноваты в своем
одиночестве.."
Я спохватился: ведь как-никак каждый руководитель должен не просто
сочувствовать, а советовать, подсказывать, направлять.
И я сказал:
- Ложь - не выход. И вы забыли о дисциплине, о дисциплине настоящей,
внутренней...
Я знал, что говорю не то, но нужных слов не было, а молчания я боялся.
Потому что тогда пришлось бы поду-мать обо всем, чего я не мог ему
высказать; о причинах неприязни, о своих товарищах и о себе, о
незаслуженных премиях и так называемом "авторитете руководителя", о том,
что я увидел тогда возле школы.
- Вы правы,- сказал он.- В главном вы правы. Это оскорбительно. Но
скажите, где искать выход? Что мне надо сделать для того, чтобы стать
таким, как другие? Чтобы преодолеть неприязнь?