"Вениамин Росин. И здесь граница...(Документальные повести) " - читать интересную книгу автора

морозоустойчивых трусах". Это из-за того, что холодной воды Судаков боялся,
не хотел, как все, до пояса умываться.
Вся застава со смеху покатывалась. Вот Судаков так Судаков! Без году
неделю служит, а уже отличился, в газету угодил.
Вечером, проходя мимо беседки, Кублашвили случайно услышал разговор
двух старослужащих.
- ...От того Судакова толку мало, - недовольно сказал один. - Солдат из
него, что из козла балерина. Вот сегодня, к примеру, номер был. Копаюсь я в
рации, контакты зачищаю, а тут подходит он, сопит над ухом. "Чего стоишь? -
спрашиваю. - Лучше помог бы помехи устранить". - "Что делать надо, товарищ
ефрейтор?" - "А ты фуражкой у антенны помаши, вот и все".
Принялся он фуражкой помехи отгонять. До тех пор отгонял, пока я не
рассмеялся. Тогда только этот мудрец раскумекал, что разыграли его... В
технике ни бе, ни ме, а на язык очень даже острый. Самые, говорит, лучшие
команды: "перекур", "разойдись", "обед" и "отбой"...
- Да-а, ничего не скажешь, язык у него хорошо подвешен, - согласился
другой. - А помнишь, в прошлом году тоже нашелся под стать Судакову.
Сморчок, из-за стола не видно, а придумал: "Люблю всего три слова я: "кино",
"отбой", "столовая". В рифму сочинил. Поэт...
Неприятно стало Кублашвили, словно речь шла о нем. А вообще-то, зачем
самого себя успокаивать? Сегодня Судакова пропесочили за отставание, а
завтра за него возьмутся. И ему по физподготовке хвастаться нечем, невелики
успехи.
Сам не заметил, как очутился в спортгородке. Прислонившись спиной к
столбу, задумался. Еще подростком в колхозе на чайной плантации работал и от
других не отставал. На шахту поступил - хвалили. А тут...
Скрипнув зубами от обиды и злости на самого себя, ухватился за
перекладину. "Ну погоди, укрощу тебя! Всем докажу, всем!"
Подтянулся раз, другой, третий... Шестой до конца не довел, тяжело
спрыгнул на землю.
"Уф! Ну и работенка!" - вытер рукавом мокрый лоб и отчаянно махнул
рукой: куда, мол, мне! И в эту минуту услышал знакомый хрипловатый бас:
- Маловато, совсем маловато!
"Старшина! Как это он так незаметно подошел?" Кублашвили покраснел от
смущения.
Да, то был старшина заставы. Никогда не скажешь, что ему сорок да еще,
как говорил он сам, с большим гаком. Глаза молодые, весь он сам энергичный,
подвижный, ловкий. Кублашвили не раз видел: старшина крутит "солнце" на
перекладине, легко, играючи перелетает через спортивного коня. Видел и
вздыхал с затаенной завистью.
- Соберите волю в кулак, товарищ Кублашвили. Вы же ничем не хуже
других. Человек всего может добиться, если крепко захочет.
- Не получается у меня... - пробормотал, не поднимая глаз, Кублашвили.
- Получится, поверьте, получится. Тренироваться следует больше. Никому
легко не дается. В свое время и я руки в кровь стирал на перекладине. -
Старшина снял ремень, расстегнул ворот гимнастерки. - Ну-ка, давайте вместе!
И чтоб все по науке...
В тот вечер Кублашвили подтянулся семь раз. Огромнейшим это было
достижением. Сам себе не верил.
И так он тогда разохотился, что, обрадованный, улыбающийся, попросил: