"Вениамин Росин. И здесь граница...(Документальные повести) " - читать интересную книгу автора

саперная лопата, вещевой мешок, фляга...


2

На первых порах донимала строевая подготовка. Тошно было заниматься
шагистикой (Нале-во! Направо! Кру-гом), когда, что ни день, известия одно
горше другого. Всего год с небольшим длится война, а сколько потеряно!
Украина. Белоруссия. Прибалтика. Молдавия... Гитлеровцы у предгорий Кавказа,
вот-вот дотянутся до Волги...
"На фронте мое место, а не здесь, - твердо решил Кублашвили, но ни с
кем не делился своими мыслями. Он понимал, что на передовой нужны люди
подготовленные, могущие противостоять врагу. - А пока что (самому себе можно
признаться) - слабак я. Мало что знаю и умею. Вот подучусь и подам рапорт.
Не имеют права удерживать..."
На занятиях по тактике Кублашвили старательно повторял все движения
сержанта. Приседал за кустом, когда, маскируясь, приседал сержант. Ползал на
животе по жухлой траве, видя перед собой блестящие косячки на его каблуках.
Лежа на левом боку, окапывался, вгрызался в землю, стараясь не отстать от
своего учителя.
Сержант редко хвалил, чаще подстегивал, повторяя: "Не жалейте пота,
ребята! Еще Суворов говорил: тяжело в учении - легко в бою".
Времени на подготовку новобранцев отведено было в обрез, программа
обучения обширная. Кублашвили так уставал, что как мертвый валился на койку.
Не успеет ноги положить, а голова уже спит. И только вроде бы лег, а тут на
тебе - тревога!
Все тревоги неожиданны, внезапны. Внезапна и эта. Учебная не учебная, а
вскакивай. Горохом стучат сапоги. Мгновенно пустеет ружейная пирамида. Пулей
вылетаешь из казармы во двор. Кромешная тьма. Ни зги не видать. Но
постепенно глаза привыкают и занимаешь свое место в строю. Уже тут торопливо
застегиваешь пуговицы, крючки, туже затягиваешь ремни... "По порядку номеров
рассчитайсь! На-право! Р-разойдись!"
А чаще марш-бросок на несколько километров. С полной выкладкой. В
дождь. В туман...
Каждый раз после тревоги Кублашвили, будто по заказу, видел один и тот
же сон. Он на огневом рубеже. Впереди зеленая мишень: солдат в рогатой
каске. Но едва Кублашвили прицеливался из винтовки, как фашист ухмылялся и -
удивительное дело! - по-русски да еще налегая на "а", выкрикивал: "Попади,
попробуй попади! Сдавайся! Москва капут!"
Стиснув зубы и затаив дыхание, Кублашвили нажимает на спуск, но
выстрела нет. "Ну что, попал?" Гитлеровец уже не ухмыляется, а хохочет
сатанински зло, с издевкой.
И всегда на этом месте сон обрывался.
- Подъем!
Кублашвили вздрагивает и просыпается. Кричит дневальный.
Спать - смерть как охота. Веки словно свинцом налиты. Эх, кажется,
ничего бы не пожалел, чтобы дали еще хоть немножко полежать! Но об этом и
мечтать нечего. Да-а, не дома, не понежишься...
Вроде бы недолго пробыл Кублашвили на учебном пункте, но научился
многим воинским премудростям. Ползать по-пластунски. Окапываться.