"В.Росин. Служит на границе старшина " - читать интересную книгу автора

и схватываться смертным боем с попавшей в окружение немчурой...
И вот в самом конце лета пришел приказ отобрать энное количество солдат
и сержантов. Самых дисциплинированных и обстрелянных. Включили и Смолина в
тот список. А куда, для чего - никто не знал.
Сначала слушок прошел: в разведку набирают. Потом начали поговаривать,
что саперный батальон комплектуют. Много, мол, немцы мин оставляют при
отступлении, не скупятся на мины. Так густо дороги, землянки, дома этими
снарядами начиняют, как иная рачительная хозяйка изюмом пироги. Вот и
надобность большая в минерах.
Но уже в дороге беспроволочный "солдатский телеграф" разнес весть, что
вся команда следует в пограничный отряд. Чего угодно ожидал Смолин, но
только не этого! Не думал, не гадал, что так обернется судьба, и в мыслях не
было, что доведется служить на границе.
В детстве он представлял себе границу то в виде высоченного каменного
забора с бойницами, то в виде какого-то глубокого ущелья, через которое
глухими темными ночами пробираются бородатые, обвешанные оружием люди. Из
немногих фильмов, которые удалось посмотреть в сельском клубе, представление
о границе несколько изменилось. И все же, какова она, граница?

2

В наряде трое. Старшина Морозов, осанистый усач, туго перетянутый
крест-накрест потемневшими ремнями. По левую руку от него - Смолин и
Платонов.
До другого берега от силы сотня метров, но в темноте река кажется очень
широкой, без конца и края. Ни звука вокруг, ни огонька. Иногда, прочерчивая
тьму, срывается с места одинокая звездочка и будто растворяется в
бесконечном просторе.
На сердце у Смолина скребут кошки. Не повезло, так не повезло! Война
отодвинулась далеко на запад. Не сегодня-завтра наши начнут добивать врага в
его, как писали газеты, логове, а ты... Молодой, здоровый...
Обидно. Так мечтал дойти до Берлина, и на тебе... Охраняй границу. От
кого? Зачем охранять, когда впереди наши войска?
В общем, прямым ходом ты, Саша Смолин, в хозкоманду угодил...
Громко плеснула крупная рыба. Что-то булькнуло, зашелестело. Тяжело
ухнул в воду подмытый пласт земли... Смолин насторожился. Но старшина
Морозов невозмутим. Он - бывший пограничник, задолго до войны служил на
соседней заставе. Того, что пережил, и на троих хватило бы с лихвой... Летом
сорок второго часть Морозова последней оставляла осажденный Севастополь.
Каким-то чудом прорвался к ней гидросамолет. Но он мог поднять девятнадцать
человек, а было двадцать два. Высоченный сержант сказал: "Я самый тяжелый. Я
останусь. Открывай люк, товарищ летчик!" Рядом с сержантом встал еще один.
"Что ж, - сказал он, - и я останусь. Не должны тут все погибать. Плакать за
мной некому. Человек я холостой. Родных немцы убили". Морозов, опиравшийся
на костыли, решил быть третьим. И тогда самолет оторвался от воды, начал
набирать высоту...
- Сашок, письмо от Наташи пришло, - шепотом сказал вдруг Смолину
Платонов. - Посоветоваться с тобой хочу...
Смолин осуждающе посмотрел на товарища. Но у Платонова были такие
сияющие счастливые глаза, что Смолин чуть приметно улыбнулся, приложил палец