"Василий Васильевич Розанов. Русский Нил " - читать интересную книгу автораДобролюбова" (иллюстрированное приложение к "Новому времени", 26 ноября 1911
года, стр. 10-11) - и перед нами встанет тот симбирский гимназист из "Русского Нила", которому "свет" и "тьма" открылись в произведениях шестидесятников. И все это написано не сотрудником "Русского богатства" или "Современного мира" - журналов, хранивших "идеалы шестидесятых годов", но человеком с устойчивой репутацией реакционера, мистика, "нововременца" и всего того, что сопровождает его имя в энциклопедических статьях и аннотированных указателях имен. Такой сочетаемости противоположностей у Розанова удивлялись и его современники. "Он совмещает в себе, - писал безымянный обозреватель, - точно два лица, говорящих на двух различных языках" ("Раздвояющийся писатель" - "Вестник Европы", 1897, сент., стр. 422). Розанов стал "отрицательным героем" на подмостках новейшей русской истории: с его идеями полемизировали левые и правые, декаденты и "церковники". Эта роль "антигероя" оказалась настолько прочной, что даже сегодня, на чуть ли не вековом расстоянии от тех живых событий, когда формировались политические критерии, она осталась почти без переоценки. И для того чтобы ввести Розанова в современную культуру, недостаточно только ослабить всевидящий идеологический контроль - необходимо перевести отношение к нему в иную плоскость. Розанов один из русских писателей, счастливо познавших любовь читателей, неколебимую их преданность. Уразуметь корни этой любви - быть может, главное условие для понимания его наследия. В литературу Розанов вошел уже сформировавшейся личностью. Его более чем тридцатилетний путь в литературе (1886-1918) был беспрерывным и постепенным разворачиванием таланта и выявлением гения. Розанов менял темы, Условия его жизни (а они были не легче, чем у его знаменитого волжского земляка Максима Горького), нигилистическое воспитание и страстное юношеское желание общественного служения готовили Розанову путь деятеля демократической направленности. По своему темпераменту он должен был стать одним из выразителей социального протеста. Однако юношеский "переворот" изменил его биографию коренным образом, и Розанов обрел свое историческое лицо в других духовных областях. Рано обнаружившееся философское призвание еще на гимназической скамье включило Розанова в круг тех проблем, которые связаны с популярными в 60-е годы позитивизмом и утилитаризмом Дж. Милля, К. Фохта и других кумиров демократической части русского общества. Тогда у Розанова (IV класс) уже сформулировался этический идеал: "цель человеческой жизни есть счастье". Розанов самостоятельно обосновал эту аксиому, но в его построение включался негативный элемент - безнравственное. Дисгармония цели и условий, сопутствующих ее достижению, разваливала логику "системы", и мысль Розанова оказалась как бы парализована. "Это был первый зародыш всего моего последующего умственного развития, или, точнее, первая формуловка того, что возникло во мне как-то невольно и бессознательно, - писал он своему биографу Я. Н. Колубовскому. - Но я помню ясно, что начиная с этого времени, и чем далее, тем упорнее, я думал об одной этой идее до 3-го курса университета в...в. Логическое совершенство этой идеи было полно, но я не был только ее теоретиком. Будучи убежден в ее верховной истинности, я и свой внутренний мир, и свою внешнюю деятельность стал мало-помалу приводить в соответствие с нею. в...в Вследствие практических попыток осуществить ее и вследствие |
|
|