"Костры на сопках" - читать интересную книгу автора (Мусатов Алексей Иванович, Чачко Марк Ильич)
Глава 6
Добравшись до “Авроры”, Николай первым делом бросился разыскивать Охотникова.
Он нашел его за обычным занятием: в своей тесно заставленной каюте молодой ученый препарировал каких-то неведомых тропических ящериц.
— Андрей, — быстро сказал Оболенский, — мне нужна ваша помощь.
— Всегда готов, — ответил Охотников и даже не поднял глаз от ящерицы. — Что надо сделать?
— Я сегодня стреляюсь. Прошу вас быть моим секундантом.
— С каким-нибудь испанским гидальго? — засмеялся Охотников. — Предложите ему дуэль по-русски — ручаюсь, что он сразу ретируется.
— Я говорю серьезно, — резко произнес Оболенский. — Можете вы пойти со мной? Да или нет?
Охотников оставил свои препараты, внимательно посмотрел на друга, потом вымыл руки и спросил:
— Это неизбежно?
— Да.
— С кем?
— С английским офицером Паркером.
— Из-за чего, собственно? Ах, простите, пожалуйста, это, кажется, секунданту знать не положено. В общем, я готов. Только в двух словах прошу мне сказать, что входит в мои обязанности. Ведь я еще секундантом отроду не был.
— Обязанностей немного. Вы проверяете оружие, измеряете расстояние от одного барьера до другого…
— И наблюдаю, как два человека стреляют друг в друга? — прервал его Охотников.
— Это не нами заведено, — возразил Николай. — Мы следуем только примеру отцов, которые так отстаивали свою честь. Затем, теперь просто не время об этом говорить. Я буду стреляться!
— Должен только вас предупредить, что эта история может причинить вам неприятности.
— Об этом не стоит говорить.
— Тогда я согласен!
В это время в каюту постучался матрос и сказал Оболенскому, что его зовет к себе капитан Изыльметьев. Оболенский смутился, но поспешил на зов капитана. Изыльметьев, против обыкновения, показался ему встревоженным.
— События назревают чрезвычайные, — сказал капитан, здороваясь с Оболенским. — Я получил сведения достоверные, что военных действий можно ожидать с часу на час. Мы должны уходить… Как с покупками?
— Не переправлено еще две партии скота.
— Придется оставить. Советую вам на берег больше не съезжать.
— Господин капитан, простите меня… — умоляюще проговорил Оболенский. — Мне надо отлучиться на берег, хотя бы на один час.
Изыльметьев, с изумлением взглянув на него, строго сказал:
— Я запретил офицерам сейчас сходить на берег. Каждую минуту мы можем поднять паруса.
— Я это знаю, господин капитан, и все же прошу мне не отказать!
— Вы понимаете, что это значит? — вспыхнул Изыльметьев. — Если вы не прибудете на корабль, мне придется объявить вас дезертиром.
— Я должен быть на берегу, — настойчиво и просяще произнес Оболенский.
— Что такое? Какая-нибудь история?
— Слово чести не разрешает мне раскрывать причины, побуждающие меня просить сейчас отпуск на берег, но я могу поклясться, что чести русского моряка не посрамлю.
Капитан задумался. Он любил молодого лейтенанта. Изыльметьев находил в нем то, что, казалось, было свойственно и ему в далекие, чудесные годы юности, когда он так же искренне и отважно мечтал о далеких странствиях, о новых открытиях. Он видел, что юный офицер всей душой расположен к нему. И сейчас капитану трудно было отказать юноше. Но какие же у него причины так настойчиво отпрашиваться на берег? Любовная история? Не похоже. Дуэль? Тоже нет. Ему нужен был бы секундант, а он просится ехать один. Что же?
Конечно, лучше всего было бы запретить съезд на берег, но будет ли этим достигнута цель? Изыльметьев хорошо изучил не по летам твердый, непреклонный характер юноши. Он может решиться на поступок отчаянный, непоправимый.
— Вы один едете или вам нужен сопровождающий?
Оболенский еще раньше, чем был задан этот вопрос, решил, что он поедет один, что незачем его другу Охотникову впутываться в столь опасную для его будущности историю.
— Один, — ответил Николай.
— Хорошо, отправляйтесь! — проговорил Изыльметьев и, когда Оболенский, поклонившись, направился к выходу, дрогнувшим голосом добавил: — Берегите себя, будьте осторожны.
Николай выбежал из капитанской каюты. На палубе его уже ждал Охотников. Оболенский торопливо объяснил ему, что сейчас он не может взять его с собой. Он попросил до вечера пока никому не говорить о дуэли.
Охотников сделал попытку остановить Оболенского, но тот не хотел ничего слушать и только с молчаливой благодарностью стиснул другу руку: “Спасибо… за все спасибо!..” Потом спустился по трапу к шлюпке. Сунцов и Чайкин быстро доставили лейтенанта к берегу. Здесь он сказал матросам:
— Вы, братцы, ждите меня до того времени, пока на башне не пробьет семь часов. И потом, только потом пойдете к развалинам крепости Лоренцо… Вон она виднеется…
— Как знать, ваше благородие! Места чужие, дело к вечеру.
— Ничего, братцы, я с оружием. А ежели что, не поминайте лихом.
И Оболенский, не оглядываясь, решительно зашагал прочь от матросов.
Вскоре он был у старой крепости, на самом краю мыса. Стены крепости густо поросли плющом и хмелем; из расщелин росли молодые деревца, на белых, пригретых солнцем камнях мирно нежились зеленые ящерицы.
Николай, с трудом сдерживая волнение, несколько раз обошел вокруг крепости. Паркера нигде не было.
“Неужели опоздал?” с тревогой подумал он, но в это время ветер донес редкие удары башенных курантов — пробило шесть часов.
“Сейчас подойдет, надо обождать”, решил Оболенский и присел на камень.
За мысом тяжело вздыхало море. Волны набегали на берег, шурша галькой и оставляя на них белые шапки пены. Низко над волнами проносились чайки.
“Ветер крепчает. Кажется, быть шторму, — подумал Николай. — В такую погоду только бы уходить! Англичане и французы едва ли рискнут пуститься в погоню”.
Он стал думать о своем фрегате, о товарищах, о капитане. Живо представил себе, как Изыльметьев расхаживает по палубе, сосет трубку и с нетерпением ждет его возвращения.
“Ничего… Вот только проучу малость этого наглеца Паркера, собью с него спесь и вернусь”, успокоил себя Николай.
А если не Паркер, а он, Оболенский, падет здесь, на берегу океана?..
Николай с необычайной ясностью вдруг увидел себя лежащим на камнях с простреленной грудью, представил, как его хоронят, опускают труп, завернутый в парусину, в волны океана…
“Да, дуэлянт!” усмехаясь, оглянулся Николай, словно боясь, что кто-то подсматривает за ним и читает его мысли.
“Где же все-таки Паркер? Неужели струсил и не явился?”
Николай еще раз обошел крепость, но никого не обнаружил. А ведь скоро сюда придут матросы и увидят его одного сидящим на камне. Что они подумают?
“Нет, надо непременно найти этого подлеца Паркера и отхлестать по щекам”, приподнимаясь, подумал Николай.
Не успел он пройти и сотню шагов, как заметил Паркера. Тот, словно кого поджидая, стоял в тени деревьев. Увидев устремившегося к нему Оболенского, Паркер сделал вид, что не узнает его, повернулся и медленно пошел в глубину аллеи.
Николай, догнав Паркера, насмешливо спросил:
— Где ваши пистолеты? Где ваше слово?
Паркер мельком окинул Николая взглядом:
— Что вам угодно, сэр? Вы, наверно, хватили лишнего.
Но тут произошло загадочное. Паркер поднес к губам свисток. В ту же минуту из боковых аллей выскочили английские матросы и набросились на Оболенского. Николай в ярости отпрянул назад и выхватил пистолет. Сильный удар по голове сбил его с ног. Он попытался подняться, но трое или четверо дюжих матросов плотно придавили его к земле, начали крутить назад руки. Вдруг Николай услышал крик:
— Держитесь, ваше благородие! Сейчас подмогнем!
Оболенский, с трудом повернув голову, заметил бегущих на выручку Чайкина и Сунцова.
Собрав последние силы, Николай ударил одного из английских матросов ногой в живот, другого толкнул в грудь, но сам в это время получил такой удар по виску, что у него помутилось в глазах, и он будто провалился в бездонную пропасть.