"Марина Романенко. Ученик " - читать интересную книгу автора

Свет?
Свет просачивался сквозь закрытые веки. Так не могло быть - так не
должно было быть. Человек открыл глаза. Туннель, вернее неширокий лаз,
оканчивался сияющим от яркого света проемом. Лианы спускались с его краев на
белые известняковые глыбы. 'Как экран кинематографа', - возникла
отстраненная мысль.
'Стоп, что же это такое', - это не сон, что-то было совсем необычно,
что-то кроме этого нереального подземелья.
В голове был полный сумбур. Он попытался сосредоточиться, и вдруг
вспышкой пришло осознание: 'Вижу, и ничего не болит'. Он прислушался к себе:
попытался ощутить руки. Сжал и разжал пальцы правой, потом левой руки. Ноги
тоже не болели. И он их чувствовал. Осторожно потянулся. Сладкая ломота
прошла по позвоночнику - так было когда-то в детстве.
Человек вскочил на ноги.
И тут пришла боль.
Голова раскололась от резкого удара о низкий свод пещеры. Он рухнул на
лежанку, отдышался, провел пальцами по голове и ощутил неприятную, липкую
жидкость: 'Ничего себе врезался'. Через несколько мгновений шум в голове от
удара прошел. Он опять ощутил свое тело. Совершенно здоровое тело.
И это был не сон.
Теперь он отчетливо вспомнил кошмар последних дней.
Какой невыносимой была боль! Он смирился с тем, что это конец, даже
пытался скрыть от Раи свое понимание, делал вид, что не замечает сестру и
врача, что приходили к нему.
Кто он?
Вернулось имя - Николай, Николай Островский.
Так он что - умер? Это - рай? Или ад? Пещера какая-то.
Николай осторожно, помня о низком своде, поднялся и сел на лежанке,
застеленной бараньими шкурами. Долго и с удивлением рассматривал пальцы рук.
Ощупал суставы. От воспаления не осталось и следа, правда, казалось, под
кожей совершенно не было мышц, какая-то вялая масса.
'Этого не может быть', - подумал Николай, но все же сделал еще одну
попытку встать. В первый раз у него ничего не получилось. Он едва не упал на
камни, но уже понял, что может подняться. Наконец это удалось, и он
осторожно направился по узкому проходу к выходу. Ноги дрожали от слабости,
соскальзывали с камней, устилавших пол тоннеля. Несколько раз он падал, с
трудом поднимался, но продолжал двигаться вперед. Тоннель резко оборвался, и
над головой закачались деревья, прикрывая прозрачное, изумрудно-голубое небо
юга.
Сколько лет он не видел неба? Шесть или семь.
Это определенно был Кавказ. Только таким он не видел его никогда. Он
жил с людьми, зависел от людей, от Раи, мамы, когда она бывала у них, от
сестер и нянек в больницах и санаториях. Он видел горы и море,
субтропическую растительность: влажные Колхидские леса подступали к дороге,
по которой его везли в Мацесту в ту последнюю поездку, когда он еще что-то
видел; но этот сияющий мир, что открылся сейчас, тогда был где-то далеко.
Все заслоняла боль, стремление побороть ее, доказать себе и окружающим, что
он еще жив...