"Михаил Ромм. Размышления: советский и зарубежный кинематограф" - читать интересную книгу автора

именно эти живые люди - Каверочкин, Аббасов, Алиев, Керимов и их товарищи -
боролись за свое живое дело на своем участке социалистического труда.
Рассказана история немногих людей, но люди эти делаются нам родными, их
судьба начинает волновать, и за ними, за их делами мы видим весь нефтяной
Баку, всю республику, всю нашу Родину, ибо все мы делаем одно общее дело.
В "Повести о нефтяниках Каспия" нет одного или двух центральных
персонажей, судьба которых прослеживается особо тщательно. Героем картины
является коллектив строителей, геологов, бурильщиков и т. д. То старый
многоопытный мастер, насквозь пропитанный нефтью, то молодой комсомолец,
впервые принимающий буровую и трепетно следящий за приборами, то
сорокалетний, уверенный в себе богатырь выдвигаются на передний план. И по
их лицам, по их глазам мы понимаем, что происходит в душе у них, а значит,
чем живет коллектив нефтяников, ибо всегда в каждом кадре за отдельным
человеком ощущается дружная семья рабочих, делающих общее, одинаково дорогое
для всех дело. И, несмотря на то, что в картине нет особо выделенных героев,
вся она посвящена человеку и убедительно доказывает, что человек является
предметом любого искусства, что эта истина верна и для художественной и для
документальной кинематографии.
Темой волнующей, эмоциональной картины не может быть повествование о
нефтедобыче, но рассказ о людях, добывающих нефть, может. Точно так же
Литовская, Латвийская или Белорусская республики не могут быть темами
фильмов, хотя именно такие темы еще недавно записывались, а может быть, и
еще записываются в план. Но люди, живущие на землях этих республик, их
судьбы, их радости и горести, их труд, их жизнь - это предмет искусства.
Урок этот полезен и для нас, работников художественной кинематографии.
"Повесть о нефтяниках Каспия" ломает укоренившуюся в документальной
кинематографии традицию, особенно прочную в так называемой
"производственной" тематике. Излагая историю трудового подвига нефтяников,
авторы вынуждены были пойти на ряд инсценировок: ведь картина показывает не
только то, что существует ныне, но и то, что было на этом месте раньше,
рассказывает, как был создан промысел в открытом море, начиная с первых
шагов человека, пришедшего на пустынную, каменистую гряду - "кладбище
погибших кораблей". И здесь возникает второй предметный урок, который дает
нам картина. Много лет ведутся споры о допустимости инсценировок в
документальном кино: чистый, честный репортаж или инсценировка, полуобман -
так ставится вопрос. Картина убедительно доказывает, что в одном
произведении можно соединить репортаж с инсценировкой и не нарушить ни
правды, а это главное, ни стилевого единства.
Ведь можно исказить действительность, и не прибегая к инсценировке.
Можно снять одни положительные явления жизни, одни ее светлые стороны, и,
хотя это будет документально, мы увидим явную лакировку действительности.
Можно снять одни отрицательные явления, темные стороны жизни, и хотя это
будет документально, но окажется клеветой на нашу действительность.
Сюжетное строение сценария, новелла о создании среди моря нефтяного
города властно потребовали восстановления истории строительства. Режиссер
пошел на инсценировку и правильно сделал, ибо правдивый рассказ о прошлом -
это не ложь и не фальсификация. Правда картины в том, что нынешний день не
инсценирован, а наблюден, и мы чувствуем это в каждом кадре. Мы видим, что
гигантский нефтяной пожар в море - это правда, а не инсценировка, что туман,
шторм, внезапно забивший фонтан газа, что эти дома и причудливые эстакады на