"Екатерина Вторая. Мемуары " - читать интересную книгу автора

настолько неловок, что промахнулся четыре раза и на обеих руках, и на обеих
ногах, и что она упала в обморок. Я знала, что она, впрочем, боится
кровопускания, но я не знала, что она имела намерение пустить себе кровь, ни
того даже, что это ей было нужно; однако она стала меня упрекать, что я не
принимаю участия в ее состоянии, и наговорила мне кучу неприятных вещей по
этому поводу. Я извинялась, как могла, сознаваясь в своем неведении, но,
видя, что она очень сердится, я замолчала и старалась удержать слезы и ушла
только тогда, когда она мне это приказала с явной досадой.
Когда я вернулась в слезах к себе в комнату, женщины мои хотели узнать
тому причину, которую я им попросту и объяснила. Я ходила несколько раз в
день в покои матери и оставалась там сколько нужно, чтобы не быть ей в
тягость; в отношении к ней это было весьма существенно, и к этому я так
привыкла, что нет ничего, чего бы я так избегала в моей жизни, как быть в
тягость, и всегда удалялась в ту минуту, когда у меня в уме зарождалось
подозрение, что я могу быть в тягость и, следовательно, нагонять тоску. Но
знаю по опыту, что не все держатся этого правила, потому что мое терпение
часто подвергали испытанию те, кто не умеет уйти прежде, чем сделаться в
тягость или нагнать тоску.
Потом мать испытала очень существенное огорчение. Она получила известие
в минуту, когда всего менее его ожидала, что ее дочь, моя младшая сестра
Елисавета, умерла внезапно, когда ей было года три-четыре. Она этим была
очень опечалена, я тоже ее оплакивала.
Несколько дней спустя, в одно прекрасное утро, императрица вошла ко мне
в комнату. Она послала за матерью и вошла с нею в мою уборную, где они обе
наедине имели длинный разговор, после которого они возвратились в мою
спальню, и я увидела, что у матери глаза очень красные и в слезах,
вследствие разговора. Я поняла, что у них был поднят вопрос о последовавшей
кончине Карла VII, императора из Баварского дома, о чем императрица только
что получила известие.
Императрица еще не была тогда в союзе, и она колебалась между союзом с
королем Прусским и Австрийским домом, из коих каждый имел своих сторонников;
императрица имела одинаковые поводы к неудовольствию против Австрийского
дома и против Франции, к которой тяготел Прусский король, и если маркиз
Ботта[lii], посланник Венского двора, был отослан из России за дурные
разговоры насчет императрицы, что в свое время постарались свести на
заговор, то и маркиз де ла Шетарди был изгнан на тех же основаниях. Не знаю
цели этого разговора; но мать, казалось, возложила на него большие надежды и
вышла очень довольная; она вовсе не склонялась тогда на сторону Австрийского
дома; что меня касается, во всем этом я была зрителем очень безучастным,
очень осторожным и почти равнодушным. После Пасхи, когда весна установилась,
я выразила графине Румянцевой желание учиться ездить верхом; она получила на
это для меня разрешение императрицы; к концу года у меня начались боли в
груди после плеврита, который у меня был по приезде в Москву, и я продолжала
быть очень худой; доктора посоветовали мне пить каждое утро молоко с
сельтерской водой.
Я взяла мой первый урок верховой езды на даче графини Румянцевой, в
казармах Измайловского полка; я уже несколько раз ездила верхом в Москве, но
очень плохо. В мае месяце императрица с великим князем переехала на
жительство в Летний дворец; нам с матерью отвели для житья каменное
строение, находившееся тогда вдоль Фонтанки и прилегавшее к дому Петра I.