"Екатерина Вторая. Мемуары " - читать интересную книгу автора

выражал ей мало почтения, то он тем самым уменьшил и то немногое уважение,
которое великий князь еще сохранял к ней; с другой стороны, как принц
Август, так и старые камердинеры, любимцы великого князя, боясь, вероятно,
моего будущего влияния, часто говорили ему о том, как надо обходиться со
своею женою; Румберг, старый шведский драгун, говорил ему, что его жена не
смеет дыхнуть при нем, ни вмешиваться в его дела, и что, если она только
захочет открыть рот, он приказывает ей замолчать, что он хозяин в доме, и
что стыдно мужу позволять жене руководить собою, как дурачком. Великий князь
по природе умел скрывать свои тайны, как пушка свой выстрел, и, когда у него
бывало что-нибудь на уме или на сердце, он прежде всего спешил рассказать
это тем, с кем привык говорить, не разбирая, кому это говорит, а потому Его
Императорское Высочество сам рассказал мне с места все эти разговоры при
первом случае, когда меня увидел; он всегда простодушно воображал, что все
согласны с его мнением и что нет ничего более естественного. Я отнюдь не
доверила этого кому бы то ни было, но не переставала серьезно задумываться
над ожидавшей меня судьбой. Я решила очень бережно относиться к доверию
великого князя, чтобы он мог, по крайней мере, считать меня надежным для
него человеком, которому он мог все говорить, безо всяких для себя
последствий; это мне долго удавалось.
Впрочем, я обходилась со всеми как могла лучше и прилагала старание
приобретать дружбу или, по крайней мере, уменьшать недружелюбие тех, которых
могла только заподозрить в недоброжелательном ко мне отношении; я не
выказывала склонности ни к одной из сторон, ни во что не вмешивалась, имела
всегда спокойный вид, была очень предупредительна, внимательна и вежлива со
всеми, и так как я от природы была очень весела, то замечала с
удовольствием, что с каждым днем я все больше приобретала расположение
общества, которое считало меня ребенком интересным и не лишенным ума. Я
выказывала большое почтение матери, безграничную покорность императрице,
отменное уважение великому князю и изыскивала со всем старанием средства
приобрести расположение общества.
Императрица в Москве дала мне фрейлин и кавалеров, составлявших мой
двор; немного времени спустя после ее приезда в Петербург она дала мне
русских горничных, чтобы, как она говорила, облегчить мне усвоение русского
языка; этим я была очень довольна, все это были молодые девушки, из которых
самой старшей было около двадцати лет. Все эти девушки были очень веселые,
так что с этой минуты я то и дело пела, танцевала и резвилась в моей комнате
с минуты пробуждения и до самого сна. Вечером, после ужина, я впускала к
себе своих трех фрейлин: двух княжон Гагариных[xliv] и девицу
Кошелеву[xlv],- и мы играли в жмурки и в разные другие соответствующие
нашему возрасту игры.
Все эти девушки смертельно боялись графини Румянцевой, но так как она
играла в карты с утра до вечера в передней или у себя, вставая со стула
только за своею надобностью, то она редко входила ко мне. Среди всех наших
забав мне вздумалось распределить уход за моими вещами между моими
женщинами: я оставила мои деньги, расход и белье на руках девицы Шенк[xlvi],
горничной, привезенной из Германии. Это была глупая и ворчливая старая дева,
которой очень не нравилась наша веселость; кроме того, она ревновала меня ко
всем своим молодым товаркам, которым приходилось разделять ее обязанности и
мою привязанность.
Я отдала ключи от моих брильянтов Марии Петровне Жуковой[xlvii]; эта