"Сборник 12. На посошок" - читать интересную книгу автора (Брэдбери Рэй Дуглас)Звери Beasts (2002)За обедом Смит и Конуэй неведомо почему заговорили о невинности и о зле. — В тебя когда-нибудь ударяла молния? — спросил Смит. — Нет, — ответил Конуэй. — А в кого-нибудь из твоих знакомых? — Нет. — И тем не менее такие люди существуют. Ежегодно это происходит со ста тысячами человек, и только тысяча из них погибают, денежки плавятся прямо у них в карманах. Каждый из нас полагает, что в него-то молния уж всяко не ударит. Мы-то, мол, подлинные христиане и исполнены множества всяческих добродетелей. — Но какое отношение все это имеет к теме нашего разговора? — спросил Конуэй. — Самое непосредственное. — Смит прикурил от зажигалки и уставился в ее пламя. — Ты отказываешься согласиться с тем, что в этом мире преобладает зло. А я, напомнив тебе о молнии, которая бьет в кого попало, пытаюсь тебя переубедить. — Зла без добра не существует. — С этим я спорить не стану. Но если люди не будут признавать обе эти вещи, мир провалится в преисподнюю. Прежде всего мы должны понять, что ни один добропорядочный человек не свободен от греха и любому грешнику ведомо хоть что-то доброе. Когда мы относим человека к той или иной категории, мы грешим против истины. Мы не должны видеть в нем ни праведника, ни грешника, ибо он несет в себе черты обоих. Швейцер[18] кажется нам едва ли не святым только лишь потому, что ему удалось уморить или посадить на цепь жившего в его душе бесенка. Гитлер представляется нам самим Люцифером, но разве он не боролся с жившим в его душе светлым началом? Мы же единственно развешиваем ярлыки. — Говори покороче, — перебил собеседника Конуэй. — Хорошо, — усмехнулся Смит. — Возьмем, к примеру, тебя. Внешне ты похож на белый свадебный торт, украшенный сахарной глазурью. Все белым-бело. Но где-то в глубинах твоей души стучит и черное сердце. Там живет Зверь. Если ты не поймешь этого, он тебя проглотит. Конуэй расхохотался. — Смех, да и только! — воскликнул он. — Забавно, ничего не скажешь! — Скорее печально, а не забавно. — Ты уж меня прости, — фыркнул Конуэй. — Я не хочу тебя обижать, но ты… — Ты обижаешь не меня, а себя и вредишь собственной душе. — Умоляю тебя! — вновь захохотал Конуэй. — Я не хочу выслушивать все эти глупости! Кровь бросилась в лицо Смиту. Он поднялся из-за стола. — И все-таки ты обиделся, — тут же пришел в себя Конуэй. — Прошу тебя, не уходи. — Я не обиделся. — Ты говоришь какие-то, ну, скажем, ужасно старомодные вещи. — Новое нередко представляется старым, — вздохнул Смит. — Мы скользим по поверхности вещей и полагаем, что проницаем глуби. — Ты опять за свое, — взмолился Конуэй. — Все эти твои теории… — Это вовсе не теории! Я смотрю, ты вообще ничего не понимаешь! — Что поделаешь. Мне некогда думать о подобных вещах. Работа, сам понимаешь. — И церковь по воскресеньям, так? Или, быть может, проповедник, который отведет тебя на небеса? Хочешь, я окажу тебе одну неоценимую услугу? Я открою тебе глаза. Телефон пэ-эл-восемь девяносто семь семьдесят пять. — Не понимаю. — Позвони по этому телефону сегодня вечером, завтра и послезавтра. Встретимся здесь же в пятницу. — В пятницу? — Не забудь позвонить. — Но кто мне ответит? — Звери, — ответил Смит с улыбкой. И ушел. Конуэй рассмеялся, оплатил счет и вышел на улицу. — Пэ-эл-восемь девяносто семь семьдесят пять? И что же я им скажу? Привет, Звери? Пока Конуэй ужинал со своей супругой Нормой, он забыл не только номер телефона, но и сам давешний разговор. Пожелав жене спокойной ночи, он взял с полки очередной боевик и углубился в чтение. Ровно в полночь зазвонил телефон. — Я сразу понял, что это ты, — сказал он. — Смотри, какой догадливый! — Ты хотел узнать, звонил ли я по телефону пэ-эл-восемь девяносто семь семьдесят пять? — Я чувствую по твоему голосу, что молния тебя еще не ударила. Позвони по этому номеру, слышишь? «Позвони, — подумал он. — Еще чего не хватало! В час ночи вновь раздался телефонный звонок. «Кто бы это мог быть?» — подумал он. Телефон продолжал звонить. Так поздно? Телефон. Господи, что за напасть? Сна ни в одном глазу. Телефон казался ему теперь огромным жужжащим насекомым. Он не сводил с него глаз. Снял трубку, но почему-то не стал подносить ее к уху. Конуэй швырнул телефонный аппарат на ковер. Господи, что со мною происходит? Зачем я это сделал? Он направился к кровати, оставив телефон на полу. Тот продолжал издавать какие-то жужжащие протестующие звуки. Он вновь поднялся с постели и положил трубку. Тут же установилась тишина. Может быть, все это ему только примерещилось? Впрочем, нет… Он посмотрел на двери гостиной. Телефон молчал. «Слава богу!» — подумал он. И все-таки он Он так и лежал, не смыкая глаз. Каминные часы пробили три раза. Три часа утра. Полночь души. Чаще всего люди умирают именно в это время… К дьяволу! Он поднялся с постели и направился к треклятому аппарату. Часы показывали уже три пятнадцать. Конуэй поднял телефон с пола, уселся на кресло и, поставив аппарат на колени, медленно набрал номер. Он ожидал услышать женский голос, голос сообщницы Смита, однако до него вновь донесся знакомый шепот. Хор неясных далеких голосов. Он повесил трубку. И тут же вновь набрал тот же номер и вновь услышал странные, неясные звуки. Электронный прибой, бесплотные голоса, протестующие, требующие, умоляющие… Дыхание! Он стиснул трубку в руках. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох. Телефоны не умеют дышать, им это не нужно. Ну, Смит, ну, мерзавец! Хотя… Почему это дыхание кажется мне таким странным? Он медленно поднес трубку к уху. Голоса звучали то тише, то громче. Тяжелое дыхание. Такое чувство, будто они пробежали много-много миль… Бег на месте. На месте? Как вообще могут голоса, эти голоса — мужские и женские, старческие и юные, — бегать, то медленно, то во всю прыть, то на месте, падать, подниматься, вверх, вниз? Крики, стоны, мольбы и вздохи. Его щеки пылали жаром. Пот стекал с подбородка. Господи, что это со мною? Он выронил трубку из рук и, пошатываясь, вернулся в спальню. В половине пятого Норма Конуэй коснулась рукой его лба. — Бог ты мой, — воскликнула она. — Да у тебя же жар! Он лежал, глядя в потолок. — Все в порядке. Спи. — Но… — Я же сказал, со мною все в порядке. Вот только… — Что только? — Позволь мне тебя обнять. — Это с такой-то температурой? — Пожалуй, ты права… — Дать тебе что-нибудь? — Нет-нет, не надо… Весь в жару, он отвернулся. Мне нужно не что-нибудь, подумал он, мне нужно все. За завтраком Норма коснулась его лба и ахнула: — Слава богу, она прошла! — Прошла? — переспросил он, доедая яичницу с ветчиной. — Я о температуре. Ночью у тебя был очень сильный жар. Теперь же ты ешь за троих. Оголодал? Он посмотрел на свою пустую тарелку. — Черт возьми, да, — покачал он головой. — Прости меня за прошлую ночь. — О чем ты, — рассмеялась Норма. — Я за тебя переживала, только и всего. Давай поторапливайся. Уже девять. А что у нас с телефоном? Он замер. — С телефоном? — Розетка, похоже, сломана. Может быть, стоит вызвать мастера? Он посмотрел на лежавший на ковре телефон и покачал головой: — Не надо. В полдень у себя в кабинете он достал из кармана измятый клочок бумаги. — Чувствуешь себя последним идиотом… — пробормотал он и набрал тот же номер. После двух гудков раздался голос оператора: «Набранный вами номер больше не существует». — Не существует?! В тот же миг заработал факс. PL4-4559. Ни подписи, ни обратного адреса. Он позвонил Смиту. — Ну и сукин же ты сын, Смит! Во что ты меня втянул! — Это только начало, — ответил Смит, торжествуя. — Старый номер уже не работает. Годится только на один раз. Попробуй позвонить по новому. Мы можем встретиться в ресторане. — Ублюдок! — крикнул Конуэй и повесил трубку. — Можешь называть меня сукиным сыном, — довольно усмехнулся Смит. — Садись. Вот тебе мартини. Возьми соломинку. Конуэй перегнулся через стол, сжав кулаки. — Садись-садись. Конуэй сел и разом выпил свой мартини. — Вон мы как пить хотим! — усмехнулся Смит. — Ну, расскажи обо всем папочке. Выкладывай. Признавайся. — Не будет тебе никаких признаний. — Хорошо. Но что-то почти произошло? Ты виновен или сохранил невинность? Или просишь пощады? — Заткнись! — буркнул Конуэй. — Пей свой джин. — Именно это я и делаю. Праздную успех. — Успех? — Насколько я понимаю, тебе стал известен новый номер, не так ли? Старый ты получил бесплатно. Если же ты наберешь новый номер, тебе придется выложить за это пятьдесят долларов. Завтра номер сменится еще раз, и стоить он будет уже не пятьдесят, а двести долларов. — Но почему? — Тебя зачаруют. Ты попадешься на крючок. Не сможешь остановиться. На той неделе номер будет стоить уже восемьсот долларов. И ты их заплатишь. — Ни за что на свете! — воскликнул Конуэй. — Тебе просто не останется ничего иного. Невинность ничего не стоит. За грех же приходится платить. Когда Норме станет известно состояние твоего банковского счета, будет уже поздно. — Ничего подобного со мною не произойдет! — Поздно, ты уже одержим, как когда-то Жанна д'Арк. Та тоже слышала голоса. — Это были голоса ангелов, а не телефонных шептунов! — Верно, но это ее не спасло. Официант! Принесите нам еще по мартини! Согласен? Конуэй отрицательно покачал головой. — Что это ты так нервничаешь? — спросил Смит. — Мы только-только сели обедать, а ты… — Ты мне так ничего и не объяснил, — в сердцах воскликнул Конуэй. — Ну, хорошо. Ты готов слушать? Методично расчерчивая скатерть ножом, Смит начал рассказ. — Надеюсь, тебе известно, что под Лос-Анджелесом находится система дренажных туннелей? Они спасают город от затопления во время дождей. — Разумеется, я знаю об их существовании. — Если ты откроешь любой смотровой люк — такие люки есть на каждой большой улице, ты попадешь в систему туннелей протяженностью в двадцать миль, которая, как ты сам понимаешь, идет к морю. В засушливые годы эта система больше похожа на пустыню. Когда-нибудь я обязательно повожу тебя по ее закоулкам. Ты меня слушаешь? — Продолжай. — Минуточку. — Смит сделал большой глоток мартини. — Представь, что ровно в три часа ночи двери всех домов откроются и из них на улицы выйдут, как тени, люди среднего возраста, откроют люки и направятся к далекому морю, которого пока не слышно. Но чем ближе будут они к нему подходить, чем больше будет этих теней, скользящих под городом к морю в три часа ночи, тем явственнее будут слышны вдохи и выдохи, шепот и вздохи в темноте, и свет им будет не нужен, жар от их разгоряченных лиц будет освещать им стены туннеля, и они пройдут все новые и новые туннели под домами, а город будет спать, не подозревая об этой гигантской волне теней, хлынувшей к теплому морю, бормочущей, томящейся, тоскующей по любви — к чему? Эдакий безумный Интернет из плоти и крови. — Интернет — нет. Безумный — да. — Но это происходит на самом деле! Это не компьютерный фильм. Темная, голодная, мятущаяся, бормочущая масса, стремящаяся к дальнему берегу ночи, туда, где не светят ни луна, ни звезды, где лениво плещется горячее море, обжигающее раскаленными волнами тех, кто стоит на берегу. — Но им-то это зачем? — Ты спрашиваешь зачем?! Они бросаются в эти горячие воды, стремясь забыться, мечтая утонуть в них навеки! Вдох, выдох — ты слышал! Ты придешь. Твои волосы встали дыбом, во рту у тебя то холод, то ты задыхаешься в пламени, так? — Нет! — Ты лжешь! — Нет, я говорю правду, — покачал головой Конуэй. — Но кому принадлежали эти голоса? — Не находящим пристанища либидо, снедаемым страстью маньякам, одержимым одной и той же навязчивой идеей… — Чего же они хотят? — Они хотят быть вместе. — Смит помешал свой напиток мизинцем. — Хотят слиться воедино. — Каким образом? — Неужели ты этого не понял? Они хотят стать составной частью этой гибнущей души, хотят ввергнуть себя в океан страсти. Ты когда-нибудь читал Торо[19]? Он говорил, что большинство мужчин в глубине души терзаются безысходным отчаянием. — Печально. — Да, печальнее некуда. Помнишь комикс «Несчастный Амброз»? Таких Амброзов в мире — пруд пруди. Тело борется с разумом, а разум — с телом. Мужчины хотят одного, женщины — другого. Ты помнишь себя четырнадцатилетним? — Ох, и давно же это было… — В тебе просыпаются желания плоти, но исполняются они далеко не сразу. Долго ты ждал? — Шесть лет. — Это же целая вечность! Две тысячи мучительных одиноких ночей! Позвони по новому номеру и приходи сюда завтра. — Ты так — Я рассказал тебе все. Не медли! Если ты пропустишь хотя бы одну ночь, за звонок тебе придется выложить сразу шесть сотен! — Почему ты думаешь, что так и будет? — Сужу по тому, как ты дышал во время разговора, как раздолбал свой телефон. Кстати, компания «Белл» его уже починила. — А ты-то откуда об этом знаешь? — Я предпочел бы не отвечать на этот вопрос. — Смит? Смит ухмыльнулся. — Кто ты — ангел Господень или Его темный сын? — Да, — ответил Смит и вышел. Конуэй позвонил Норме и попросил ее отключить телефон. — Это еще зачем? — поразилась Норма. — Не надо ничего спрашивать. Отключи его, и только. — Ты сошел с ума, — бросила она и повесила трубку. Он вернулся домой в пять и принялся ходить из комнаты в комнату. Норма не отставала от него ни на шаг. — Послушай, — возмутился Конуэй, зайдя в библиотеку. — Я ведь просил тебя отключить телефон, а он так и стоит на прежнем месте! Он заглянул в спальню и заметил, что телефон появился и там. — А это еще что такое? — Они сказали, что ты настаивал на этом и что речь шла о подключении, а не об отключении. Разве это не так? — Конечно же нет! Зачем нам столько телефонов?! Прежде чем лечь спать, он вынул телефонные вилки из розеток. Ровно в три зазвонили разом оба телефона. Судя по всему, их включила Норма. В конце концов от их трезвона проснулась и она. — Неужели ты не мог снять трубку? — проворчала она. — Придется это сделать мне. — Нет! — вскричал он. — Что это с тобой? — Я сделаю это сам! — Успокойся! — Я и так спокоен! Он взял в руки непрестанно звонивший телефон и понес его в библиотеку, где надрывался второй телефонный аппарат. Дверь в спальню так и осталась открытой. — Чего же ты ждешь? — послышался голос Нормы. Он осторожно снял трубку, но не стал подносить ее к уху. Оттуда доносился еле уловимый шепот. — Что там такое? — не выдержала Норма. — Приватные беседы, да? Тебе что, девки по ночам теперь звонить будут? — Увы, — ответил он. — Таких дур на свете пока что нет. Норма рассмеялась и прикрыла дверь спальни. Я ведь сказал ей чистую правду, подумал он. Это действительно не девки, а кое-что похуже. Хотелось бы знать что. Призрачные тени, тонущие лодки разбитых надежд, свихнувшиеся от одиночества холостяки, мольбы обвиняемых, последний рывок лососей вверх по течению — в никуда… — Ладно, — произнес он вслух и, открыв дверь спальни, обвел взглядом холодную арктическую пустошь белоснежных простынь. Норма была в ванной. Судя по доносившимся оттуда звукам, она наполнила водой стакан и бросила в него таблетку аспирина. Он стоял возле постели, от которой веяло вечным холодом, и дрожал. Свет в ванной погас. Конуэй повернулся и вышел из спальни. Он просидел час без движения. Затем набрал новый номер. Тишина. А потом… Шепот, такой громкий, что мог бы разбудить и мертвых. Голоса множились с каждой минутой: один, два, четыре, десять, сто голосов вырывались, как лава из жерла вулкана, сплавляясь в единый поток. И это были голоса всех девушек, всех женщин, о которых он когда-то безнадежно мечтал, и голоса всех женщин, которых он желал когда-то и больше не желает, их шепот, плач, их смех, и шум моря, бьющего о берег, но выносящего на гребнях волн не пену, не плавучие льдины, а месиво человеческих тел, сталкивающихся и падающих, падающих и поднимающихся, поднимающихся, чтобы снова упасть, подняться и вновь упасть, с чудовищным шепотом, бормотанием, подняться и вновь упасть, пока эта лава не взорвется и не низвергнется в кромешный мрак. Прыгающие через барьеры, исчезающие в приливе тел акробаты, корчащиеся в ритмичном полуночном танце. Заросли хищных рук. Ураганы криков и стонов, тихий шепот, едва уловимые вздохи. И снова звонок телефона. — Оплата наличными! — Смит, подонок! — сказал Конуэй. — Он самый. Что скажешь? — Что это были за голоса? — Совершенно посторонние люди, голоса с проплывающих по соседству фешенебельных лайнеров, как в детстве в захолустном городишке слышали мы ведущиеся во всеуслышание альковные разговоры наших похотливых соседей. — Почему все они звонят одновременно? — Они трусливы и ненасытны. Это дистанционное сумо, кикбоксинг, вакханалия полуночных шоу, автомобильные кинотеатры, заглушенные моторы, скрип пружин, кряхтение тяжеловесов, писк канареек. Конуэй хранил молчание. — Что, язык проглотил? Тебе что, не нравятся наши вечеринки? — Вечеринки?! — Ну а что же еще? В них могут участвовать все: старая дева из Вермонта, пьянчужка из Рено, пастор из Ванкувера, церковный служка из Майами, стриптизерша из Провиденса, президент колледжа из Канкаки. Конуэй молчал. — Ты еще здесь? Так тебе не нравятся факты? Ладно. Не плати. Вешай трубку! Молчание. — Ну, все. Отключайся, обругай меня напоследок, ныряй в постель и займись супругой. Ты все еще здесь? Все еще заинтригован самыми свеженькими деликатесами свободной любви? Температура, небось, под сорок? Тогда я считаю до трех. А потом утрою счет за это наше ночное развлечение. Один, два… Конуэй прикусил губу. — Ага! — возликовал Смит. — Ты у нас на крючке! Посмотри на себя в зеркало! Конуэй повернулся к висевшему на стене зеркалу. Оттуда на него смотрел незнакомый человек с потным раскрасневшимся лицом и горящими глазами. — Ты видишь?! Румяные щеки, пот, плотно сжатые губы, безумный блеск в глазах! Конуэй вздохнул. — Так да или нет? — прокричал Смит. — Последний раз спрашиваю! Или вешай трубку, или гореть твоей постели в огненной лаве Кракатау! Телись! — Так ты говоришь, сразу несколько десятков человек? — Несколько тысяч! И с каждым днем их становится больше. И чем больше их становится, тем быстрее растет их число. Почему бы не пустить все эти тонущие лодчонки с деньгами поплавать в одной и той же воде? Бессонные орды изголодавшихся, толпы израненных, масса безымянных любителей клубнички. Ты никогда не узнаешь того, с кем именно ты говорил. Вот эта леди, эта женщина, эта девица, повизгивающая от восторга, может быть, это твоя школьная учительница, высохшая старая дева? Или твоя унылая тетушка, оседлавшая телефон, пока ее муж спит? А это — не твой ли это любящий папочка, любящий, однако, Ночную Семью сильнее? Ночная Семья! Все ночи, каждую ночь вопящая и хрипящая, с сопением и кашлем раскачивающая матрасы, выдыхаясь к рассвету. Прислушайся! Десять тысяч душевных ссадин, фрейдистских комплексов, пожираемых случайными — здравствуй-до свиданья — пантерами, оцелотами, львами. Убей, убей меня своей любовью, кричат они, ну пожалуйста, спасибо! Ты еще здесь? — Да, — пробормотал Конуэй. — Эти люди когда-нибудь встречаются друг с другом? — Разве что случайно. — И где же? — Кошка бродит во дворе — посиди-ка, мышь, в норе, понимаешь? Они не хотят встречаться! Подобный накал страсти могут выдержать разве что телефонные провода! Прислушайся получше. Безумный хор исступленных голосов. «Да, да. Еще! О да, да!» — Любишь яблочки? — не унимался Смит. — Прямо из рая. Торговая фирма «Змей и компания». Ночная такса. Виртуальный рай, как ты сам понимаешь, стоит недешево. — Постой! — оборвал его Конуэй. — Остановиться? Подольше растянуть удовольствие для твоего ненасытного паха? Или ты хочешь не спеша приползти на карачках и со слезами поблагодарить своего грешного друга? — Я хочу убить тебя. — Я увернусь быстрее, чем ты выстрелишь. Возвращайся на линию. Оставайся под крылышком Ночной Семьи. Чао! Щелчок. Смит отключился. Ворвался ураган лихорадочных голосов, сжигавших его мозг. Тяжелое дыхание. Он огляделся. Огонь его горящих щек освещал стены. Брошенная на пол трубка вещала задыхающимся шепотом что-то, невыразимое словами, пока Конуэй пошатываясь двигался к постели. Едва Конуэй лег на кровать и прикрыл глаза, он услышал, как вдалеке звякнула металлическая крышка дренажного люка: подняли и вновь опустили. Он поднял голову с подушки и посмотрел в соседнюю комнату. Норма стояла, прижав к уху телефонную трубку, крепко зажмурив глаза, как от боли, затаив дыхание и покачиваясь, и слушала, слушала… Он хотел было позвать ее, но в этот момент она схватила телефонный шнур и, так и не открывая глаз, вырвала его вместе с шептунами из розетки. Двигаясь как сомнамбула, она направилась к двери ванной. Конуэй услышал, как Норма высыпала всю упаковку аспирина в унитаз и трижды спустила воду. Потом подошла к постели и, немного постояв, забралась под одеяло. Прошло еще несколько минут. Она легонько коснулась его локтя и прошептала. — Ты не спишь? Он молча кивнул головой в темноте. — Обними меня! |
||
|