"Ромен Роллан. Николка Персик" - читать интересную книгу автора

я цену себе, слава Богу! Для кого же? Для внуков своих? Но пройдет десять
лет, и что от тетради останется? Ревнива старуха моя, - что находит она, то
сжигает. Для кого же, ответь, наконец? Ну, так вот: для себя! Лопну я, коль
не буду писать. Недаром я внук своего кропотливого деда, который не мог бы
уснуть, не отметив пред тем, чтобы лечь, сколько кружек он выпил и сколько
сблевнул. Говорить, говорить я хочу, а в своем городке, на ристаньях
словесных, не могу развернуться как следует. Все я высказать должен, - и
подобен я в том брадобрею Мидаса. У меня слишком длинный язык. Если порою
подслушают, мне не избегнуть костра. Но что же поделаешь! Будешь бояться
всего - задохнешься от скуки. Люблю, как громадные белые волы, -
пережевывать вечером пищу дневную. Как приятно потрагивать, щупать,
поглаживать все, что за день ты поднял, приметил, подумал; как приятно
облизывать, долго вкушать (так, чтоб таяла сладость на языке), смаковать
бесконечно все то, чем еще не успел насладиться, все, что жадно ловил на
лету! Как приятно дозором свой маленький мир обходить и себе говорить: я им
владею. Здесь я хозяин и князь. Ни морозы, ни бури не тронут его. Ни король,
ни Папа, ни враг. Ни даже старуха моя брюзжащая.
Итак, перечислим теперь все, что есть в этом мире. Во-первых: самое
лучшее из всего, что принадлежит мне, конечно, - он, Николка Персик, добрый
малый, да бургундец, круглый нравом и брюшком, - и хоть юности не первой
(что таить - шестой десяток!) - крепче дуба, целы зубы, взор - что свежая
плотва, - и, седея потихоньку, не лысеет голова. Не скажу, что, будь она
белокурой, вид ее мне бы не нравился, не утверждаю также, что если бы вы
предложили мне помолодеть на двадцать или тридцать лет, - я с отвращеньем бы
отвернулся. Но все же целых десять пятисвечников - прекрасная вещь!
Смейтесь, смейтесь, юнцы. Не всякий, кто хочет, доходит до этого. Шутка
ли сказать, - в продолженье полвека по всем я скитался дорогам французским,
да в смуту еще... Боже! Как в спину нас жалили, друже, и зной и дожди! Нас
природа то печь принималась, то мыть... И пекла же, и мыла же. Я - старый,
смуглый мешок; чего только в него не совал я! На, выложи: горести, радости;
тайные хитрости, жизненный ветер и жизненный опыт; солома и сено;
виноградные гроздья и смоквы; много сладких плодов и немало зеленых; розы и
плевелы; тысяча разных вещей, виденных, читанных, впитанных, - и пережитых.
Все это кое-как свалено, спутано. Разобрать хорошо бы... Стой! Куда ты,
Николка? Разберемся мы завтра. Если сегодня начну, никогда не докончу
рассказа... Надо составить сперва краткий список товаров, которых я ныне
хозяин. У меня есть дом, жена, сына четыре и дочь одна (слава Богу, замужем
она), - один зять (нельзя было его не взять!), восемнадцать внучат, серый
осел, пес, шесть кур да свинья. Вот как я богат! Напялим-ка очки, разглядим
вблизи сокровища эти. Жена, дети - все так, но от дальнейшего осталось
только воспоминанье. Войны прошли, прошли и друзья, и враги. Свинья
просолена, осел сгинул, погреб выпит, курятник общипан. Но жена моя, но
жена, - черт возьми - осталась она, осталась! Послушайте, как она орет. Ни
на миг не могу позабыть свое счастье: она моя, моя, красавица эта, я -
единственный обладатель ее. Эх, Персик, счастливый мерзавец! Тебе все
завидуют. Так что ж, господа, хоть словечко скажите; отдаю, берите! Чем не
хозяйка она? Женщина добрая, трезвая, честная - словом, все качества есть
(только нечего есть, а я, грешный, признаюсь, что всем тощим добродетелям,
вместе взятым, предпочитаю один пухленький порок... Впрочем, за неимением
лучшего - будем добродетельны, так Бог велит). Ай, как она мечется, руками