"Сергей Рокотов. Нечто под маской (Повесть)" - читать интересную книгу автора

провинциального учителя, а на английского джентльмена.
- Пришли, как часы, Валентин Константинович, - улыбалась гостю
Бермудская. - Проходите, побеседуем под хороший коньячок. Есть итальянское
вино, сыр, фрукты...
Нарышкин поначалу растерялся от роскоши генеральской виллы, но
довольно быстро пришел в себя. Бермудская поняла, что этот человек знает
цену и себе и своим романам. А какой мужчина, какой красавец... Нет, так
просто ему отсюда не уйти... Это дело чести и принципа...
- Вы очень талантливы, Валентин, - сразу отбросила она его длинное
отчество. - Но в таком виде ваши романы не могут быть напечатаны, слишком
уж круто замешано. Вас не поймут наши старые ретрограды, столпы
соцреализма. Мы-то с вами люди одного поколения, я полагаю, что вы года на
три-четыре младше меня, это ерунда. Просто я очень рано начала... Мы-то
поймем друг друга. Я шестидесятница, а вы ... вы человек завтрашнего дня. Я
покажу вам все, что надо исправить и изменить в романах. И обязательно
помогу вам практически. Тут надо действовать по-умному...
"Ни одно издательство не примет эти романы, как они ни хороши", -
сразу же поняла Бермудская, только начав читать. Однако, дочитала все до
конца - просто уж было очень интересно узнать, как все закончится. "Крутая
антисоветчина, плюс бульварщина, много не то, что эротики, но откровенного
секса. Классно пишет, бродяга! Читать интересно, но напечатать у нас...
наивный человек... Про свежий ветер перемен надо писать, чтобы печататься,
а не для того, чтобы было интересно читать." Но познакомиться с автором
хотелось до ужаса. Не мог быть автор таких романов неинтересным мужчиной,
он должен был пополнить её многочисленную коллекцию. Многие начинающие
поэты прошли через постель пышущей здоровьем Ольги Александровны. Между
прочим, они тоже получали удовольствие, не только она. А потом их стихи
появлялись в престижных изданиях... Так что, они сочетали приятное с
полезным...
У Нарышкина же напечататься не было ни малейших шансов, даже при
такой мощной поддержке, как Бермудская. Да она и не взялась бы за это.
Просто пройти мимо такого человека Ольга не могла. Десятитысячный Союз
писателей жужжал, как гигантский улей, жизнь била ключом - пленумы, съезды,
конференции, встречи с читателями, премии, обсуждения, презентации, Дома
творчества, загранкомандировки, великие, выдающиеся, одаренные, подающие
надежды - всего этого было в избытке. А вот почитать на ночь было нечего.
Рука поневоле тянулась не к кирпичеобразному роману на производственную
тему и не к абстрактным непонятным стихам, а к старым друзьям Дюма,
Бальзаку, Гюго, Конан Дойлю, Дрюону. Или к Пушкину, Лермонтову. Их хотелось
просто читать, а не анализировать, писать на них скучные рецензии, членить
и группировать. Политическую антисоветчину Ольга тоже не любила - она о
преступлениях власти знала не понаслышке, сама творческий путь начала с
политического доноса. И со всесильным министром в постели барахталась, и
вождя рядом с собой видела, а уж про подвиги своего мужа знала гораздо
больше, чем тот об этом полагал - вот о чем бы написать, жаль нельзя, и
будет нельзя... В этом никто не сомневался в шестьдесят восьмом году... А
романы этого Нарышкина можно было просто читать. Для собственного
удовольствия. И познакомится с таким человеком было интересно... А уж когда
она его увидела... Таких чувств ей не доводилось испытывать никогда...
... Они пили коньяк, ели сыр и фрукты. Бермудская придвинула свое