"В.З.Роговин. Была ли альтернатива? (Троцкизм: взгляд через годы) " - читать интересную книгу автора

Ударив рукой по столу, он сказал: "А вот указали бы другого человека,
который способен в год организовать почти образцовую армию, да еще завоевать
уважение военных специалистов. У нас такой человек есть. У нас все есть! А -
чудеса будут!"[59].
Этот текст сохранялся в многочисленных изданиях воспоминаний Горького о
Ленине вплоть до 1931 года, когда в очередном издании очерка "В. И. Ленин"
появился текст, прямо противоположный по смыслу. Последний абзац,
содержавший высокую оценку деятельности Троцкого, был изъят, а вместо него
появился абзац, в котором Ленину приписывались слова о Троцком: "А все-таки
не наш! С нами, а - не наш".
Основанная на многочисленных документах версия о сближении Ленина и
Троцкого после X съезда партии, казалось бы, разбивается свидетельством
Микояна, содержащимся в его воспоминаниях, опубликованных в начале 70-х
годов. В них Микоян рассказывал, что в начале 1922 года он был вызван
Сталиным, который дал ему тайное поручение в связи с подготовкой XI съезда
партии.
Сталин заявил, что главная опасность на съезде может идти от Троцкого и
его сторонников. Поскольку выборы в центральные органы партии будут
проходить не по платформам, а по соображениям только персональных достоинств
кандидатов, то в ЦК может быть избрано относительно много бывших
"троцкистов". Поэтому следует добиваться того, чтобы среди делегатов съезда
их оказалось как можно меньше.
В этом отношении Сталина особенно беспокоила Сибирь, где "троцкисты"
пользовались значительным влиянием в своих организациях, и поэтому была
велика вероятность, что многие из них окажутся избранными на съезд.
Сообщив Микояну об этом, Сталин предложил ему поехать в Новониколаевск
(ныне Новосибирск) к председателю Сибревкома Лашевичу, который "сделает
практические выводы, чтобы среди сибирских делегатов оказалось поменьше
троцкистов". К этому Сталин присовокупил, что Микояну следует сделать вид,
будто он едет в Сибирь "как бы по личным, семейным делам", и скрыть
переданную ему информацию от других сибирских руководителей.
Во время этого разговора, по словам Микояна, в комнату неожиданно вошел
Ленин и спросил: "Вы свои кавказские разногласия обсуждаете?". Сталин, как
пишет затем Микоян, сказал, что "он передал мне все, что было условлено, и
что я согласен во всем и поеду через день к Лашевичу". Далее Микоян
прибавляет, что почему-то "был смущен этой неожиданной встречей с Лениным и
поторопился уйти, попрощавшись с Лениным и Сталиным"[60].
Сегодня трудно сказать, почему Микоян, которому нельзя отказать ни в
уме, ни в политическом опыте[61], спустя полвека после этого события, никак
не украшающего ни его, ни того, кому он беспрекословно служил на протяжении
многих лет, решился на такое откровенное признание. Он превосходно понимал,
что его свидетельство не может быть опровергнуто ни документами (ведь эта
закулисная махинация Сталина происходила в форме устных конфиденциальных
переговоров и не оставляла никаких письменных следов), ни воспоминаниями
других участников событий (все они умерли задолго до публикации воспоминаний
Микояна).
Основная канва сообщения Микояна, на наш взгляд, не может вызывать
сомнений - настолько точно передан в ней интригантский почерк Сталина.
Косвенным подтверждением этого сообщения является и то, что Микоян за
участие в конспиративной сталинской интриге получил "награду": на XI съезде