"Станислав Васильевич Родионов. Задание" - читать интересную книгу автора - Мама, я сам виноват.
- В чем? - Размяк от одной бутылки. Начальник парижской тайной полиции Видок мог выпить десять бутылок вина. - Боря, ну зачем человеку уметь пить? - Человеку незачем, но оперативник все должен уметь. Она смотрела на того, кого с детства готовила к научной работе. Вот он - перекрашенный, нетрезвый, краснорожий, с синяком... Ее ли сын? Впрочем, не сын, а оперативник. После шестой чашки ядреного чая Леденцову захотелось жить. И захотелось есть - дикий аппетит засверлил желудок. - Мама, зато я теперь знаю, почему пьяный норовит пристать к людям. Сам он выпил, ему противно, на душе кошки скребут... И вдруг навстречу идет трезвый. "Ага, паразит, свеженький, не пил, деньги экономил, здоровье берег... Умный очень!" - Боря, ложись спать, - невесело прервала она. - Мама, у тебя на работе хорошая библиотека, - вдруг трезвым голосом заговорил Леденцов. - Возьми мне Ушинского, Крупскую, Макаренко, Корчака, Сухомлинского... И этого... Песталоцци. 8 Петельников засомневался: имел ли он право дать Леденцову это задание? В сущности, не оперативное, а педагогическое. Он снял плащ, понюхал ноготки - интересно, кто их ставит? - и распахнул акацией, скошенной травой, горячим автомобилем, - этот шумный запах оттеснил терпкость ноготков. Петельников открыл шкаф, где стояло небольшое зеркальце, и причесал мокрые волосы, не высохшие после душа. Говорят, что воспитание - это искусство. А он послал молодого оперативника, мальчишку, ни жизненным опытом не умудренного, ни этим искусством не наделенного. С другой стороны, воспитание не может и не должно быть искусством. Дар искусства у единиц, у избранных. А воспитанием занимаются миллионы и растят неплохих людей. Без всякого искусства. Сердцем. Недавно он глянул в Герцена и напал на пронзительную мысль, которую даже выписал. Петельников порылся в ящике стола, нашел блокнот, где среди адресов и телефонов втиснулись скорые слова: "Проповедовать с амвона, увлекать с трибуны, учить с кафедры гораздо легче, чем воспитывать одного ребенка". А он послал лейтенанта не воспитывать, а перевоспитывать; не одного, а четверых; не ребенка, а почти взрослых людей. Сам же остался на этом... на амвоне. Он снял пиджак, повесил на спинку кресла и отомкнул сейф. В правом углу желтела папка, набитая рапортами, донесениями, записками, протоколами... Ради этой папки он пришел на час раньше, чтобы посидеть в тишине и докопаться до той ускользающей сути, которая увязала бы все эти разрозненные бумаги единой мыслью, именуемой версией. Он бросил папку на стол. Ноготки шевельнулись... Тихий, какой-то неумелый стук в дверь удивил. Не свои: свои не стучат, свои врываются. Видимо, чья-нибудь жена ищет заблудшего с вечера мужа. - Да-да! - раздраженно крикнул Петельников, усаживаясь покрепче, ибо он |
|
|