"Братья Стругацкие" - читать интересную книгу автора (Скаландис Ант)

Глава восемнадцатая «СТАЛКЕР»

Неправильно спрашивать, почему Тарковский обратился к творчеству Стругацких — куда разумнее спросить, почему он обратился к нему так поздно. Да, «Страна багровых туч» и даже «Стажёры» вряд ли могли заинтересовать будущего автора «Рублёва» и «Зеркала», но уже из «Попытки к бегству» Андрей Арсеньевич сумел бы сделать великолепное кино. А он читал эту повесть именно тогда, когда она вышла. Он вообще всегда интересовался хорошей фантастикой, и у Стругацких читал просто всё, что выходило. Да и общих знакомых с АБС было много, так что странно, даже очень странно, что они не познакомились раньше… Ведь и Стругацкие тоже интересовались хорошим кино, понимали в нём толк, и фильмы Андрея смотрели все.

Ещё в октябре 1965-го АН где-то вычитал или услышал, что «Солярисом» займётся Тарковский, тот самый, что снял «Иваново детство», а через год он вспомнил об этом по совершенно конкретному поводу, когда ему с братом поручили статью для «Советского экрана»:

Виктор Сытин — это был такой старый советский фантаст казанцевского толка, писатель никакой, но с огромным самомнением. Разумеется, он не был наделен полномочиями не пропускать что-то, тем более в кино, но как незабвенный Лавр Федотович Вунюков имел обыкновение вещать от имени народа. С «Солярисом» Сытин как раз промахнулся: именно этот фильм стал для Тарковского самым коммерчески успешным и самым политически благополучным. А вот на предыдущий — «Страсти по Андрею», — свой унтер Пришибеев нашёлся и не пущал фильм на экраны целых пять лет, почти до завершения «Соляриса». И на следующую его картину «Зеркало» тоже обрушился гнев власть предержащих. У больших художников лёгких судеб не бывает. Да и по времени всё очень трогательно совпадало — 1966 год. Когда на Стругацких сочинили докладную записку в ЦК, тогда и на Тарковского поступил сигнал оттуда же — остановите, мол, этого безумца, снял два фильма — пусть отдохнёт немножко. Так они и двигались параллельным курсом, правда, тогда ещё вряд ли думали о совместной работе, но когда вышел «Солярис»…

АН познакомился с Тарковским в июне 1972-го. Об этом записано н дневнике буквально следующее:

Вот после этого и был «Солярис».

Резковатое, однако, мнение в адрес одного из шедевров мировой кинофантастики. Но… АБС имели на это право. Став с годами профессиональным фантастом, я тоже вполне понимаю теперь БНа. Только уж слишком сильна память о том детском и юношеском восприятии фильма. На мой тогдашний взгляд не было там ни картона, ни залипухи, а был восхитительно достоверный мир будущего и невероятный, сокрушающий эмоциональный удар. «Солярис» стал первым увиденным мною фильмом Тарковского, и просто ничего более сильного видеть до этого не приходилось. Ну а если подойти ко всему строго, то да, конечно, и в «Рублёве» какой-нибудь историк, крупный специалист по русской медиевистике обязательно анахронизмов и неточностей наковыряет. Я даже помню такие разговоры. Но это всё от лукавого. Это называется алгеброй гармонию поверять.

Лучше двинемся дальше по хронологии событий.

В октябрьском номере «Авроры» за 1972 год закончилась публикация «Пикника на обочине». Те, кому небезразличны были Стругацкие, все их новые публикации читали, сразу, как только могли достать. Тарковский, правда, снимал «Зеркало», и было ему немножечко не до того. «Пикник» прочел Валерий Харченко, будущий известный кинорежиссёр, а тогда ассистент Андрея Арсеньевича. Валера пришел в полный восторг и сразу после Нового года поделился с Андреем: «Глянь, какая замечательная история, по-моему, отличное кино может получиться». Андрей прочел быстро и тут же согласился. 26 января 1973 года он сделал запись в своём дневнике, впоследствии названном «Мартирологом», то есть повествованием о мученике за веру:

Новый замысел западает в душу режиссёра. Но у Тарковского всё не быстро. Идея должна отлежаться.

Только в октябре 1974-го мы читаем в переписке АБС:

Любопытно привести здесь два фрагмента «Мартиролога» из подборки, впервые опубликованной на русском два года назад в «Новой газете». Подготовила их Марианна Чугунова — ассистент Тарковского со времен «Андрея Рублева» и до последнего отъезда режиссёра в Италию. Что характерно, фрагменты эти не попали в английское издание.[10]

О том, как составлялись зарубежные издания дневников, мы ещё поговорим позже. Итак, слово Андрею Арсеньевичу:

То есть к началу 1975-го режиссёр уже считает этот замысел своим, он уже сроднился с «Пикником». Меж тем первый вариант написан был Стругацкими не для Андрея, а для Георгия (Тито) Калатозишвили, который, не будучи знаком с АБС, просил Тарковского вместе с авторами повести сделать для него этот сценарий. Сам же Андрей выступает пока соавтором сценария и, как он говорит АНу при встрече, художественным руководителем. На что АН ему прямо отвечает, что они с братом предпочли бы видеть режиссёром его самого, а не Тито.

Самая первая киноверсия «Пикника» готова уже к февралю. Перед отъездом в санаторий АН записывает в дневнике, что сценарий, оказывается, будут утверждать в Госкино (очень странно, что для него это откровение — без ведома Госкино с конца 20-х годов не запускался в СССР ни один сценарий), и добавляет эмоционально: «Сволочи».

И, наконец, уже после возвращения АНа из Кисловодска, у Тарковского появляется запись:

Впрочем, это ещё не означает, что вопрос с режиссёром решен окончательно. Весь 1975 год Тарковский занимается несколькими делами сразу: помимо «Пикника», пишет сценарий по «Ариэлю» Беляева под названием «Светлый ветер» — специально для Валерия Ахадова (уже знакомого нам по Душанбе), ездит по стране с показами «Зеркала», зарабатывая на жизнь, а также очень много сил и времени отдает пробиванию постановки «Гамлета» на сцене «Ленкома» — это его первый и очень желанный театральный опыт.

События развиваются следующим образом. В конце апреля АН пишет заявку, согласовывает с Тарковским ее текст и начинает гоняться за одним из неуловимых мосфильмовских начальников — тогдашним главредом Василием Ивановичем Соловьевым, так как сценарий оформляется исключительно на АБС по чисто практическим соображениям: Андрей не хочет платить алименты со своей доли, а его доля — это треть гонорара, по устной договоренности с соавторами.

14 мая приезжает в Москву БН — главным образом, именно ради встречи с Тарковским. 15-го они познакомятся, а 17-го БН уедет обратно.

Тарковский прокомментирует эту встречу в своём «Мартирологе» 3 июня, уже будучи в Мясном (деревня в Рязанской области, где Тарковские купили старый дом и пытались ремонтировать его своими силами):

На всё лето и до сентября включительно наступает затишье. Андрей — в деревне, Аркадий — в Москве, потом в Киеве, Борис — у себя в Ленинграде или мотается с друзьями по Прибалтике.

В октябре АНа очень активно зазывают на конференцию по международной программе CETI («Communication with Extra-Terrestrial Intelligence» или «Связь с внеземным разумом»), которая должна состояться в Ставропольской астрофизической обсерватории в станице Зеленчукской. О, как романтично отправиться в путешествие по местам боевой славы БНа! Вспомнить 60-й год, Северный Кавказ, и Большой телескоп, для которого молодой астроном так долго искал место, а поставили агрегат именно в этом Зеленчуке. Но самое замечательное то, что приглашение на конференцию присылают и Тарковскому тоже — его уже записали в первые наши кинофантасты. Можно смеяться. А можно и гордиться. Скептически настроенный БН немного удивляется серьёзным намерениям брата ввязаться в этот научный диспут и выдает на всякий случай АНу свои пожелания:

Тарковский в итоге откажется ехать. АН будет некоторое время собираться всё равно — видно, очень хотелось ему пообщаться с безумными контактёрами и фанатами НЛО. Но в итоге и у него поездка сорвётся.

Андрей всё сидит в своей деревне и оттуда пишет письма с призывом поскорее начать работу над «Пикником».

БН корректирует:

АН ему в пандан откликается:

Однако проходит всего два месяца, и новая встреча с режиссёром переводит процесс в решающую стадию. 19 и 20 декабря появляются записи в рабочем дневнике АБС:

Это уже зачатки серьёзных размышлений о будущем фильме. А главное, решение принято — договор будет очень скоро подписан, а режиссёром обещает быть сам Андрей. И прямо с января АБС начинают очень плотно работать на Тарковского. Собственно, на весь 1976-й это становится их главным делом.

Уже к 1 февраля получен аванс и написан совсем новый сценарий. Вот подробный комментарий АНа:

В этом месте любопытно начать подсчёт вариантов. То, что АН условно называет первым, на самом деле уже второй. Дальше мы наверняка собьемся. БН, например, насчитывал девять вариантов, Евгений Цымбал — ассистент по реквизиту и некоторое время второй режиссёр на «Сталкере», — десять, АН — одиннадцать. Больше всех — двенадцать или тринадцать — насчитала Марианна (Маша) Чугунова, кроме своей основной работы ассистента по актёрам, многие годы добровольно выполнявшая обязанности секретаря Тарковского и находившаяся в курсе всех его дел. Эту цифру, пожалуй, можно считать наиболее верной.

В 1976-м АБС рассказывают всем друзьям, как они дико вкалывают над сценарием без видимой надежды на окончательный успех. Да, деньги пока дают, но тут работа не только и не столько за деньги, тут уже дело чести, тут уже азарт появляется и гордость — за то, что посягнули на нечто такое… А на всякие немыслимые претензии Андрея БН, например, реагирует, лаконично и мудро:

Меж тем пока Стругацкие пашут света белого не видя, ситуация совсем не так безоблачна. Не со стороны гения, а со стороны ненавидящих его чиновников. Начались бесконечные проволочки с подписанием фильма в производство. Того и гляди вообще всё остановят. И тогда по хорошо известной в Стране Советов методе, Тарковский пишет письмо на съезд партии о том, что ему не дают работать. Маша Чугунова отправляет его с Центрального телеграфа заказным письмом с уведомлением о вручении. Ну, повезло «Сталкеру», что так совпало! Хоть в чем-то, хоть один раз, а повезло. XXV съезд КПСС открывается 24 февраля, и уже через несколько дней Чугуновой звонят из приёмной Николая Трофимовича Сизова — генерального директора «Мосфильма» — и просят, чтобы она немедленно сбегала к Тарковскому домой (у него в новой квартире на Мосфильмовской тогда ещё не было телефона), потому что его срочно вызывают в Госкино. Сам председатель Филипп Тимофеевич Ермаш сказан: «Мы вас запускаем. Но с чем? Что у вас есть?» А у него из готового к работе в это время был только «Светлый ветер», о котором те категорически слышать не хотели, и сценарий Стругацких — он назывался тогда «Машина желаний».

Вот так и запустили «Сталкера».

В разговоре с Ермашом был и другой любопытный нюанс. Там рассматривались ещё два варианта: «Идиот» — давняя мечта Тарковского, — и «Уход Толстого» (к 150-летию Льва Николаевича). Когда остановились на «Машине желаний», Ермаш предупредил: «Имейте в виду, что Стругацкие — сложные люди. В сценарии для детской киностудии (имелся в виду „Бойцовый Кот“) они протаскивали сионистскую идею о том, что все евреи должны вернуться к себе на родину и воевать за её интересы». Вот так, ни больше ни меньше. Тарковский сдержал эмоции. Всё было слишком серьёзно для него. Вроде впрямую на него ещё баллон не катили. У Ермаша ещё не было личной ненависти к Андрею (это пришло года через полтора, после главных скандалов на «Сталкере»), но, как усердный и опытный чиновник, сталкиваясь с литературно-артистической гнилой интеллигенцией, он по привычке притормаживал дело до получения официального письма сверху. Решения принимались в ЦК, а за их провал отвечали в министерствах. Вот и не торопились ничего подписывать Филипп Ермаш и его главред Даль Орлов, но за Андрея заступался Сизов, по слухам, копающий под Ермаша. Поэтому игра стоила свеч, съезд подвернулся вовремя, и теперь надо было не уступать занятых позиций.

Итак, задача стала куда более практической, а требования Тарковского оставались всё такими же расплывчатыми и зыбкими, и БН в какой-то момент взмолился:

Насколько нам известно, убедить так и не удалось. Однако третий вариант «Машины желаний» был закончен к концу марта. Приехала Маша Чугунова и забрала его.

В апреле и мае возникла пауза, связанная с подбором и формированием съёмочной группы, и АБС могли себе позволить вернуться к работе над «Жуком» в Ленинграде.

Дальше АН, судя по дневнику, занимался всякими мелочами — рецензии, заявки, письма по начальству, — сочинял пьесу «Без оружия» (инсценировку «Трудно быть богом») и неустанно встречался с Тарковским. А БН пребывал в том же режиме с поправкой на свой специфический летний отдых.

В начале апреля АН пишет буквально следующее:

16 апреля, в пятницу, Андрей у Ермаша. Наконец решены все основные вопросы: сценарий утверждён, Стругацким не только выписали очередную часть гонорара, но и определили на зарплату на подготовительный период (3 месяца) для работы над режиссёрским сценарием по 150 рублей в месяц, между прочим, — не такие плохие деньги. С этой информацией Андрей ввалился к АНу часа в три пополудни, и при активной поддержке Елены Ильиничны добрые новости отмечались обильными возлияниями с хорошей закуской часов до десяти вечера. Андрей всё порывался уйти, однако с каждым часом всё меньше оставалось шансов на то, что его появление порадует жену Ларису. В конце-то концов, от Вернадского до Мосфильмовской ехать всего ничего, тем более на такси… А повод был более чем достойный — эту дату можно считать ещё одним днём рождения «Сталкера», так как именно 16 апреля Андрей согласовал с АНом новое название. Диалог состоялся примерно такой (в устном изложении Стругацкого):

И ещё одна забавная деталь того дня: зам Ермаша Павлёнок — по общему кинематографическому мнению, гораздо больший мракобес, чем сам Ермаш, — на прощание взял Андрея под руку и публично объявил, что Стругацкие, наконец, прочно входят в советское кино. Ну, как было не выпить за такое!

Обещанные деньги заплатят только в конце лета, на жалованье сценаристов зачислят вообще с октября), зато у АБС будет время подумать. И БН резонно предложит оформлять договор на каждого в отдельности. Они при этом меньше теряют на подоходном налоге, прогрессивном по тогдашнему закону, а сумма-то общая немаленькая — шесть тысяч.

Кстати, коли уж мы заговорили о деньгах, забежим немного вперёд и закроем эту тему. Говоря по совести, сценарий, во всем множестве его вариантов писали «перышком по бумажечке», безусловно, Стругацкие. Вдвоём. Андрей при всем нашем уважении и восхищении его гением, фактически, до начала съёмок, написал там считаные строчки, ограничиваясь в основном бесконечными вычеркиваниями. И только очень много слов говорил, всякий раз разных, чем не только не помогал, но, безусловно, и мешал созданию сколько-нибудь завершенного варианта. Так что году к 1980-му под окончательный расчёт по уже двухсерийному фильму БН в состоянии крайнего утомления заметит АНу, что как-то и не совсем понятно, где тут теперь доля Андрея. И будет, в общем, прав. Однако АН сочтёт невозможным менять правила игры и предложит всю долю Тарковского вычесть из его половины, если брат не согласен. Конечно, БН отрулит назад, на чем история и закончится. О ней, быть может, и рассказывать не стоило бы, если б не одно обстоятельство. В 1977-м, во время съёмок, жена Андрея Лариса Павловна, невзлюбившая за что-то АНа (справедливости ради скажем, что она точно так же невзлюбила практически всех участников съёмочной группы, за исключением двух-трёх особо приближённых), — так вот, Лариса Павловна, спросила Андрея, почему это у него только треть сценарной доли, а не половина? Ведь братья Стругацкие — это один автор. Человека два, а писатель один — не платят же им двойных гонораров в издательствах. Аргумент был хитрый и вызвал большое напряжение в отношениях между АНом и Тарковским. Но тогда Андрей сумел не поругаться с ним, несмотря на жёсткий прессинг со стороны Ларисы Павловны. Разделение гонорара осталось, разумеется, прежним. Но как же люто возненавидела она Аркадия после этого!

Однако вернёмся в 1976 год. Летом Андрей уехал в Среднюю Азию — искать натуру — и нашел потрясающее место. В Таджикистане, но немного ближе к Ташкенту, чем к Душанбе — маленький город Исфара в Ферганской долине и лунный пейзаж вокруг него. Привез множество фотографий, и они с АНом вместе набрасывали маршрут Сталкера.

В июле ещё предполагалось, что съёмки начнутся в октябре. Тогда же возникают первые, по-настоящему конкретные пожелания Тарковского. В почти стенографической записи АНа можно видеть, насколько они близки (местами) к будущему фильму:

В письме брату АН ещё подчеркнет отдельно, что не нравится Тарковскому атомная мина, но тут же и добавит: уступать нельзя.

Вот любопытная маленькая иллюстрация к этому периоду работы над сценарием.

Осенью Андрей не торопится возвращаться в Москву из Мясного, так как, жутко опаздывая по срокам, лихорадочно работает там над сценарием «Гофманианы», и ходят слухи, что он начнет снимать только с января. Так оно и случится.

БН реагирует бодро:

Тарковский уезжает в октябре в Таллинн по совершенно другим делам, но это будет как знак судьбы. Не позднее 5 октября Маша Чугунова привозит АНу фотографии трех основных актёров: Сталкера — Кайдановского, Профессора — Гринько и Писателя — Солоницына, чтобы они писали очередной вариант сценария, ориентируясь уже на конкретных людей.

И так до самого конца года они продолжают обсуждать поправки к сценарию и схему возможной своей работы на съёмках, с дежурствами по очереди или как-то иначе, обсуждают ещё и публикацию сценария в «Искусстве кино», от которой в итоге отказываются: не надо до — только после фильма!

21 октября Тарковский записывает вполне определённо:

Боже, какой это вариант?! Но ключевое слово — почти. 10 ноября — ещё одна запись, несколько неожиданная:

Никто, конечно, не ленился, просто Стругацкие безумно устали от бесконечных переделок и невразумительности режиссёрского видения фильма. Успел устать и Тарковский. От жизненной суеты, редакторского занудства и бюрократических проволочек. А впереди ему ещё предстоял съёмочный период. И какой!

Ну, что же, с Новым годом, дорогие товарищи? Прежде чем поздравить друг друга, братья отправятся в Комарово в намерении всё-таки поработать с «повестухой», однако, созвонившись с Тарковским, ынуждены будут писать очередное дополнение к сценарию, каковое и закончат торжественно к 19 декабря.

Страна в этот день не менее торжественно отмечает 70-летний юбилей «лично товарища» Л.И. Брежнева.

А Стругацкие просто делают выдох и всё-таки готовятся встречать новый и очень важный для них год — первый год съёмок «Сталкера».

В самом начале 1977-го АН пишет:

И, наконец, после долгого перерыва:

Исфара-Баткентское землетрясение 31 января 1977 года было весьма серьёзным, с человеческими жертвами, но, по мнению Георгия Рерберга, главного оператора, работавшего на первом «Сталкере», а до того на «Зеркале», стихийное бедствие не испугало бы Тарковского — следы разрушений могли пойти лишь на пользу картине, хоть и создавали массу технических и бытовых сложностей для съёмочной группы. Ему просто не очень нравилась эта натура сама по себе, его всё время тянуло куда-то в среднюю полосу — к зелени, к воде, к траве. В итоге Исфара отпала по чисто бытовым причинам — после землетрясения там некуда было поселить съёмочную группу. Сроки начала съёмок были отодвинуты на три месяца — до 15 мая. Стали искать альтернативу. Кроме Исфары, смотрели ещё, Крым, Кобустан в Азербайджане (вместо лунного пейзажа — марсианский, как сказал Цымбал, но там тоже было совершенно негде жить) и, наконец, окраину Запорожья — шлаковые отвалы металлургического завода, жутковатые и притягательные в своём мрачном унынии.

Натуру выбирали очень долго — конец февраля, весь март, большую часть апреля. Сам Тарковский, занятый репетициями в Ленкоме, уезжает на поиски лишь в середине апреля. И только к концу месяца, когда реальной стала перспектива консервации картины или переноса съёмок на следующий год, выбор был сделан. Андрей успевает параллельно заниматься какими-то другими делами. Например, из письма АНа от 13 марта мы с удивлением узнаем, что Тарковский рекомендует ему уговорить Кроманова снимать «Отель „У погибшего альпиниста“» на «Мосфильме», а с «Таллинфильмом» он, дескать, разберется сам. Выходит, на определенном этапе Тарковский имел некое отношение и к этой картине.

В общем, все дороги ведут в Эстонию, и когда там, в окрестностях Таллинна, Георгий Рерберг, в некоторой растерянности обходя большую территорию пионерского лагеря (хорошее соседство), наткнется на заброшенную электростанцию, точка будет поставлена: идеальное (вроде бы) сочетание привычной и любимой природы с мрачноватой потусторонностью. Вот только сценарий!.. Какой там вариант? Шестой? Восьмой? Сценарий снова поплывёт. Не на такую натуру он был написан.

7 мая Андрей Арсеньевич с Женей Цымбалом и Машей Чугуновой выехали в Таллин (в то время еще с одним «н»). Через несколько дней подтянутся остальные. Съёмки начнутся 20 мая и продолжатся до конца месяца. Затем — первый материал, первая остановка, первые оргвыводы…

Съёмки эти сами по себе были куда фантастичнее сценария и фильма. Это был сплошной праздник, и это была непрерывная мука, неимоверное испытание, это было средоточие всевозможных катастроф и череда волшебных откровений. Рассказать об этом на нескольких страницах всё равно не получится, читайте лучше книгу «Рождение „Сталкера“», которую пишет Евгений Цымбал. Сегодня он знает об этом фильме больше, чем кто-нибудь, исключая, пожалуй, только Машу Чугунову. Потому что сам участвовал в съёмках и много лет собирает всю информацию, имеющую отношение к «Сталкеру».

А здесь — лишь несколько эпизодов глазами братьев Стругацких.

18 мая АН отправил очередной вариант сценария с уезжающим в Таллинн Солоницыным, уверенный, что съёмки там уже идут. На деле они начались двумя днями позже и продолжались десять дней. После просмотра отснятого материала Тарковский заявил, что всё снятое — брак, и уехал в Москву разбираться с его причинами.

А в это время, в самом начале июня, БН, путешествующий вместе с друзьями по Эстонии на двух машинах, не без труда, всеми правдами и неправдами нашел-таки по описаниям поселок Ягала, ближайший к месту съёмок, укрывшийся в глубине погранзоны, что начинается от поворота к морю на 27-м километре Ленинградского шоссе, и знаменитую натуру, буквально метрах в трехстах от поселка увидеть удалось. Но, ко всеобщему великому сожалению, помимо натуры была там лишь полная и удручающая пустота. Местное начальство, бывшее слегка в курсе, объяснило, что как проявили отснятое, так и выяснилось, что камера выдает брак. Поэтому творцы уехали в Москву выяснять причины брака и камеру чинить… А вся группа, за исключением двух-трех человек, получив выходные после двух недель безостановочной работы, отдыхала в городе. Ну, побродил БН с друзьями по красивому и страшноватому месту, пофотографировались они вдосталь, да и покатили восвояси несолоно хлебавши.

В июле на съёмках начинает работать практикантом Костя Лопушанский. В течение семестра он слушал лекции Тарковского по режиссуре на Высших курсах, и для него именно эти съёмки стали главной школой кино на всю жизнь. По его словам, был такой эпизод: подъезжает на площадку такси, и выходят из него братья Стругацкие, оба. Живые кумиры. Костя аж замер от восторга; именно тогда он понял, что обязательно сделает хотя бы один фильм по их книге. Никакого внятного общения между ними в тот раз не произошло, а теперь уже невозможно установить, кто в действительности приехал на натурную площадку вместе с АНом. И то, что Лопушанский видел двоих АБС, мы бы, конечно, с удовольствием списали на проделки Зоны, если б не знали уже, что со Стругацкими такое случалось постоянно. Они просто таскали Зону повсюду за собой.

В июле Андрей начинает сначала сам переделывать диалоги, извиняется за это в письмах и по телефону и, наконец, просит Аркадия приехать. На свою голову, как он, Аркадий, потом скажет.

АН выехал с Ленинградского вокзала 22 июля в 21.24 поездом № 68 вместе с Еленой Ильиничной. Поселяют их в очень современной, выстроенной пять лет назад гостинице «Виру», в номере на двенадцатом этаже с красивым видом на панораму города и море на горизонте. На съёмку, разумеется, возят.

Основная часть группы жила в препаршивейшей гостинице «Ранна» в рабочем районе Копли, актёры — в приличном отеле «Палас» времен буржуазной Эстонии в самом центре, а Женя Цымбал — вообще во флотской гостинице «Нептун». Сам Тарковский поселился отдельно на частном секторе — для него и Ларисы специально снимают двухэтажное бунгало в элитном курортном месте Пирита. Скорее всего, там и обсуждался, как правило, сценарий.

Свои впечатления от увиденного АН излагает через неделю в письме брату:

Речь, надо понимать, о Рерберге. Говорят, что слухи о его запое, мягко говоря, преувеличены. Если он и выпивал, то чаще всего вместе с самим Андреем и художником Александром Боимом, причём далеко не всегда инициатива принадлежала Рербергу. А резкость тона в письме Стругацкого не удивительна. Конфликт у них начался в конце июня и нарастал до начала августа. Его неустанно подогревала Лариса Павловна, с самых первых дней. Справедливости ради приведём и слова Георгия Ивановича об АНе:

Фраза АБС, конечно, цитируется неточно, но приводить её из опубликованного сценария так же бессмысленно — мы же не знаем, по какому из многочисленных вариантов читал эти слова Рерберг. Хочется лишь добавить, что в своём замечании АН оказался не одинок: один крупный режиссёр в Италии сказал про Рерберга: «Впервые вижу оператора, который вмешивается в драматургию». Георгий Иванович был, конечно, выдающийся мастер и, возможно, со своей операторской колокольни в чём-то и был прав, но подозреваю, что любой писатель на месте АНа сказал бы ему то же самое.

Вот ещё несколько свежих впечатлений автора:

И ещё один эпизод той же поры (уже из устных рассказов):

Вообще обстановочка на съёмке бывала всякой: и нервной, и напряжённой, и весёлой, и очень весёлой. И запивал там отнюдь не только оператор. У них по этой части многие отличиться могли. Потому что тон задавали первые лица — Андрей Арсеньевич и Аркадий Натанович. У них иногда без допинга, ну совсем сценарий не получался. А после допинга бывало всякое. Бывали и непредсказуемые последствия. Например, захотелось Тарковскому на машине покататься — там же на съёмочной площадке ГАИ не было, — ну, сел он в машину Кайдановского, дал задний ход и сразу в дерево. Правда, это было уже без Стругацкого и к главным событиям отношения не имело…

Главные события, слух о которых прокатился по всей стране, а затем и по всему миру, случились в начале августа.

БН, который по каким-то своим причинам (сегодня уже и не вспомнить) ещё раз приехать в Таллинн не мог, как раз в те дни прислал трогательное письмо:

Осветителей хватало, но беда подкралась с такой стороны, что никто из коллектива помочь бы и не смог…

АН пишет 9 августа уже из Москвы, куда накануне срочно прибыли самолетом:

Понятно, какие поползли слухи. Тем более в интеллигентской среде, тем более по поводу полуопального Тарковского: сведение счётов, политическая диверсия, козни КГБ, происки ЦК… Дескать, такую антисоветчину наснимал, что даже не арестовать приказали, а сразу уничтожить! И мы, молодые дураки, поклонники Тарковского и Стругацких, помню, охотно верили во всё это. И если кто-нибудь постарше и порассудительней говорил про случайность или царивший в стране всеобщий бардак, мы только ухмылялись многозначительно: мол, знаем мы эти случайности, и со старшим товарищем всё понятно — ему объяснили, что НАДО так говорить.

Теперь, когда прошли годы и скрывать уже нечего и не от кого, можно развеять этот, быть может, главный миф, связанный со «Сталкером».

Не было там никакого, ничьего, ни малейшего злого умысла. Было головотяпство, надежда на извечный российский авось, было желание угодить начальству, сэкономить, возможно даже украсть что-то по-крупному, но главной была всё-таки Её Величество Слепая Случайность. Или судьба. Это кому как больше нравится.

И потому АН сразу сказал: «Напрасно ты со мной, Андрей, связался. Всегда там, где Стругацкий берётся за дело, всё рушится. В том числе и в кинематографе…»

А другу Манину в Москве он ещё жёстче тогда сформулировал: «Знаешь, Юра, мы точно вызвали на себя какие-то космические силы и теперь не властны над тем, что сами начали». И Манин сразу вспомнил, как этот мотив был разработан ими в «За миллиард лет до конца света». «Художники, которые ТАК чувствуют свою работу, вряд ли смогут сойтись надолго, — подумал он тогда, но не стал говорить вслух, — их пути с Тарковским разойдутся, потому что жизнь требует слишком многих повседневных компромиссов».

Только через месяц, с 20 сентября, съёмочный процесс возобновился. Вместо Рерберга был теперь Леонид Калашников и с ним в качестве художника-постановщика пришел Шавкат Абдусаламов, заменивший Александра Боима. Рерберга «ушли» не из-за пленки. Главное, он теперь совсем не устраивал Андрея и, что ещё важнее, Ларису Павловну, а его не устраивал Стругацкий. Не случайно Георгий Иванович пытался подарить Калашникову ручку — с пожеланием переписывать сценарий. Калашников честно сделал всё что мог, но эта «спасательная» команда, к сожалению, оказалась недолговечной — до первых, ещё октябрьских морозов и снегопадов, в считаные дни превративших летнюю натуру в зимнюю. То, что снимали в сентябре и октябре, принято называть вторым «Сталкером». Из отснятого тогда материала в фильм не вошло ни метра.

А для нас самое существенное, что в августе Тарковский объявил о принципиальном, радикальном, кардинальном изменении главного героя. Как его изменить — он якобы ещё сам не знал, это предстояло выдумать Стругацким. Но в одном Андрей, наконец, признался честно: супермен и бандит ему не нужен.

О приступе отчаяния АБС, когда Аркадий примчался к Борису в Питер, словно ошпаренный, и не было слов, одни только жесты — об этом переломном моменте в работе над «Сталкером» написано столько!.. И кинокритиками, и фантастоведами, и просто журналистами. Да и сами авторы во всевозможных интервью рассказывали, как правило, именно об этом. Я же считаю, что ничего такого особенного на данном этапе как раз и не произошло. Ну, сделали из уродливого уголовника — юродивого паломника. Подумаешь, бином Ньютона! В своей работе им уже не раз и не два случалось выворачивать собственный замысел наизнанку. Бывали кризисы и пострашнее. А тут задача получилась если и не совсем техническая, то уж во всяком случае рутинная — в конце концов, девятый вариант, и всё уже делается на автомате.

А главное — наверно, всё-таки это главное, — они именно теперь приводили написанный сценарий в состояние равновесия. Тарковскому изначально чужд был Рэдрик Шухарт, назови его хоть Аланом, хоть просто Сталкером. Ситуация, придуманная в самом первом варианте сценария, требовала фигуры притчевой, символической и уж ни в коем случае не олицетворяющей мировое зло.

Есть ещё один миф о «Сталкере»: якобы АБС написали сценарий, очень близкий к тексту повести, а Тарковский, последовательно над ним издеваясь, довел текст ровно до того, что и было воплощено на экране. Ходили даже слухи, что первый запорченный на проявке вариант был точной экранизацией «Пикника».

Так вот: не было никакого другого сценария. АБС наступили на горло собственной песне ещё в 1974-м. И даже, строго говоря, не наступали вообще, а сразу, уже наученные Германом, добровольно запели совершенно новую песню. Они сознательно писали абсолютно оригинальное произведение на базе четвертой части «Пикника» и с заведомо новыми персонажами. А уж Тарковский просто в течение трех лет подгонял это произведение под свой вкус по загадочным, непостижимым, понятным лишь ему одному (и то не всегда) принципам.

Так что изменение образа Сталкера — это была, конечно, задачка не простая, зато со всей очевидностью последняя — как финишный спурт: тяжело, зато коротко, и уже ясно, что победа близка. Пусть даже и не победа, в любом случае — финиш…

Так что авторы в целом легко пережили трансформацию своего героя. Он уже давно был для них не очень своим. Теперь они окончательно отказались от отцовства в пользу Тарковского и вздохнули с облегчением. Две половинки одного целого, наконец, сошлись. С тринадцатой попытки. Или какой там?

Из письма АНа от 3 сентября 1977 года:

Чувствуете, какой спокойный тон? Никакой истерики. И даже через месяц всё так же уверенно и размеренно — из дневника за 12 октября:

А вот кому было по-настоящему трудно в том августе, да и через год тоже не сильно легче — это Александру Кайдановскому.

И продолжая задумываться, вдруг понимаешь, что это умение Тарковского — заставить человека стать другим, — касалось не только Саши, не только актёров, но и всех зрителей фильма. Именно это и делает с нами фильм «Сталкер» — выворачивает из каждого то, чего он категорически показывать никому не хочет. Отсюда, очевидно, такая агрессивная реакция у многих. Например, оператор Борис Прозоров, в 1977-м он был механиком съёмочной аппаратуры в группе у Тарковского, честно признается: «Когда я посмотрел „Сталкера“ впервые, просто пришел в ярость. Это было кино абсолютно про другое. И только потом я смог его оценить».

Лично со мною произошло примерно то же самое, хотя, конечно, у меня — студента, и у него — профессионала, участника съёмочного процесса, были совершенно разные ожидания. И я бы никогда не стал так нескромно выносить в эпиграф собственные слова, если б они не выражали точку зрения огромного числа поклонников АБС, и просто любителей фантастики, и просто зрителей, привыкших к упрощенному киноязыку, и, наконец, даже значительной части поклонников самого Тарковского, ожидавших от него чего-то, не более далёкого от Стругацких, чем его же «Солярис» — от Лема. Тарковский со «Сталкером» удивил всех: одних расстроил, других восхитил. Но заглянуть вглубь себя и переменить своё первое мнение сумели далеко не все. И захотели не все. И дело тут не в возрасте и даже не в уровне интеллекта. Тут надо обладать чем-то, сродни музыкальному слуху — либо есть он, либо нет его.

Такой уж это фильм — «Сталкер».

Вернёмся к хронологии событий.

Из дневника АНа:

И дальше начинаются сплошные финансовые и организационные хлопоты, в которых АН принимает живейшее участие, но о сценарии больше — ни полслова.

Есть, например, такой замечательный абзац из письма БНу от 3 февраля 78-го:

20 февраля выходит приказ о повторном запуске «Сталкера» в производство, А это значит, что можно и денежки получить. За вторую серию. Это всегда поднимает настроение. Правда, реально придётся ждать месяца два — аванса и месяца четыре — полного расчёта. Гораздо раньше, 7 апреля, почти сразу после своего дня рождения Андрей попадёт в больницу с инфарктом. «Доканали», — напишет в письме БН.

Однако уже 18 апреля Тарковскому разрешают садиться в постели, он бодр, работает и предполагает начать режимные съёмки в середине июня. На самом деле съёмки начались в июле, шли быстро и закончились к середине декабря. Сценарий, практически, не менялся. На третьем, завершающем «Сталкере» даже присутствие АБС не требовалось.

В начале 1979-го АН и Тарковский общаются в основном по телефону. Андрей держит Аркадия в курсе по срокам монтажа и озвучания, по уже начинающимся придиркам и попыткам начальства подправлять снятый материал. Первый просмотр планируется в конце марта, а выход в прокат лишь на 1980 год.

АН впервые посмотрит «Сталкера» 25 мая на «Мосфильме». Он сможет позвать туда человек десять: Маниных, Миреров, Ткачёва, Лукина, Бовина, ну и ближайшие родственники будут: Елена Ильинична, дочка Наташа с мужем Эдиком и дочка Маша — уже без мужа. Впечатления, разумеется, разные, но почти все едины в одном — мешает уже имеющееся представление о любимой книге. Так что восторги умеренные, но всё равно это повод, и со студии они все отправятся в ресторан ЦДЛ.

15 июня состоится официальная премьера в Доме кино, где АН будет перед фильмом выступать со сцены. Откуда-то взялась легенда, что к этому торжественному случаю ему специально сшили костюм и якобы очень неудачно. Всё — неправда. Во-первых, день был жаркий, АН был в одной рубашке, но выглядел весьма элегантно — есть фотография, сделанная Михаилом Лемхиным, оказавшимся тогда в Москве. Во-вторых, все костюмы АНа, насколько нам известно, покупались, было их два или три, и все вполне удачные.

А в Доме кино всё было замечательно. На этот раз АН выклянчил у Андрея целых двадцать мест для своих знакомых. Потом планировалась ещё одна премьера — в Доме учёных, в общем, показы такого рода идут до конца года.

А с большим прокатом всё очень туманно и о потиражных говорить пока не приходится. После короткой апрельской поездки в Италию Тарковский в июле уезжает туда на два месяца — всерьёз, в командировку, писать сценарий «Ностальгии» и снимать будущее «Время путешествия». Слава богу, его выпускают, может быть, уже с тайной надеждой на невозвращение. А «Сталкера» вполне успешно продают для проката в разные страны. Но за это в Советском Союзе авторам, кажется, вообще не платят ни копейки.

Примерно через две недели после смерти Александры Ивановны Стругацкой (18 сентября) умирает мать Андрея Тарковского (5 октября). Вот такие невесёлые совпадения.

Андрей и Аркадий встречаются 20-го — просто чтобы вместе выпить. Вообще они довольно часто видятся в конце того года. Но о серьёзной совместной работе речи пока нет — личный кризис у обоих.

Зато была одна несерьёзная работа — за год до этого, в ноябре-декабре 78-го. Её нашел Андрей чисто ради денег. За каких-нибудь две недели они вдвоём накропали сценарий полнометражного криминального боевика для киностудии «Узбекфильм» под названием «Берегись, Змей!». Самое интересное, что фильм был снят Захидом Сабитовым в 1979-м, и Андрей там даже значится в титрах. Аркадия не вписали из каких-то высших (налоговых?) соображений — опять высчитывали оптимальную цифру. Я всё допытывался у Марианны (Маши) Чугуновой — она одна из немногих, кто вообще помнит про этот фильм — не осталось ли каких черновиков, ведь так интересно хоть краем глаза глянуть, что пишут на заказ два гения в соавторстве. Но Марианна заверила меня, что интересного там не было ровным счётом ничего. Во-первых, бешеный темп и полное равнодушие к результату. А во-вторых, они же всю дорогу не просыхали оба. Однажды, когда Андрей уезжал ночью от Аркадия, он вдруг вздумал учить таксиста, как правильно водить машину, за что был бит и выброшен из автомобиля.

Домой добрёл пешком, на автопилоте, в общем, всё обошлось. Короче, каким был змей в фильме у Сабитова, история кино умалчивает, но Аркадий с Андреем в ту зиму кричали «Берегись!» конкретно змею зелёному.

А вот две декабрьские записи из дневника Тарковского за 1979 год (конечно, не про «Змея», вышедшего к тому времени в прокат):

Эх, разыскать бы этот документ эпохи!

А у Стругацких своё продолжение темы. Уже в январе 1980-го они планируют издать сценарий в сборнике «НФ» (выпуск 25) издательства «Знания». Для них в тот период очень важна каждая публикация. Составляет сборник Бела Клюева — вот и удалось пробиться. Но выйдет он, к сожалению, лишь в конце 1981-го. Там будет небольшая врезочка, написанная АНом, где он назовёт себя и брата подмастерьями Тарковского. Они всегда и всюду настаивали на этом, хотя, на мой взгляд, это излишняя скромность.

19 мая АН выступает в кинотеатре «Мир» на Цветном бульваре — открывает широкий прокат «Сталкера» в Москве. Народ буквально ломится, и не только на премьеру. Стоят длиннющие хвосты и в кассы предварительной продажи. Точно такая же ситуация в «Прогрессе» и «Янтаре». А идиотизм (точнее продуманное вредительство) заключается в том, что фильм идёт только в трех кинотеатрах. Ну, очень широкий прокат!

Автор этих строк посмотрел «Сталкера» 24 марта в ДК «Правды» — это был такой полупросмотр, на часть мест продавали билеты, и кто-то из знакомых вовремя подсказал. А сеанс был дневной — в ущерб лекциям и семинарам.

Дальше целый год АН рапортует брату в письмах о проблемах и успехах «Сталкера» в Москве, а главное, об успехах — за рубежом, на фестивалях и в тамошнем прокате. БН в ответ рассказывает питерские новости, такие, например:

А Тарковский, будучи в Италии, заканчивает с Тонино Гуэрра сценарий «Ностальгии» и в конце лета уже рассказывает об этом АНу, главная роль отводится Солоницыну. Стругацкие в новых планах киномастера никак не обозначены.

Но потом наступает 1981-й, и вдруг всё меняется.

В самом начале января звонит и приезжает Тарковский, они долго говорят обо всём на свете, и под занавес он вдруг предлагает написать втроём новый сценарий без всякой литературной основы. Идея в разговоре родилась, может, и не слишком оригинальная, но плодотворная и, главное, близкая им обоим. Вот как АН излагает её в письме брату:

И всё это имеет весьма стремительное продолжение. БН в целом одобряет, Андрей с Аркадием встречаются по три-четыре раза в неделю, и 17 января появляется первый пятнадцатистраничный вариант сценария. На Ставинского это очень мало похоже. На фильм «Сталкер» — гораздо сильнее. Там есть четыре персонажа без имён: Писатель, Правитель, Ведьма и Девушка. И есть пятый персонаж — Страх, написанный под Калягина, он вовсе символический, появляющийся в кадре по законам античного театра. Там есть очень зримая натура — разрушенный войною город, откровенно срисованный с Ленинграда, но Писатель, заходя в чисто питерский двор-колодец где-то на Васильевском, поднимается на слишком высокий этаж, явно шестнадцатый, и смотрит на бескрайние дали за Московской кольцевой дорогой из окна дома на проспекте Вернадского. А ещё…

Если бы этот фильм был снят, на листках обязательно были бы китайские и японские иероглифы, потому что ребята в форме — это курсанты Канской ШВП, сжигающие императорскую библиотеку.

В общем, сценарий очень «Стругацкий» по теме и очень «тарковский» по стилистике.

Но он будет полностью забракован.

Больше того, в ходе этих бесконечных встреч они вдруг решат сделать разработку по «Жуку в муравейнике», и Андрей в лучших своих традициях попытается вывернуть замысел наизнанку. Вот запись в его «Мартирологе» от 22 января:

БН комментирует сегодня историю с «Жуком»:

В феврале Тарковский возвращается из Англии и возобновляет работу со Стругацким.

25 февраля 1981-го АН записывает для себя на папке со сценарием:

27 февраля — пишет брату:

1 марта — запись на той же папке:

Вот тут уже истинный знаток творчества Тарковского должен догадаться, о чем речь, потому что даже на DVD-боксах русской версии «Жертвоприношения» цитируется фраза мэтра о том, что в первом варианте это была «Ведьма» и даже чудесное исцеление поминается.

Кстати, о чудесном исцелении. Главному герою «Ведьмы» ставят диагноз: рак печени и обнаруживают метастазы в лёгких. Андрей умрёт через пять с половиной лет от рака лёгких. Ещё через пять лет умрёт Аркадий — от рака печени.

Материалисты (я сам материалист), конечно, скажут: не бог весть как сложно было угадать! Но, учитывая отношение к мистике их обоих, я не мог не написать об этом.

Второй вариант сценария на сорок страниц — вполне узнаваемая заготовка для будущего «Жертвоприношения» — датирована 23 марта 1981 года. А 31-го АН пишет БНу:

БН откликается:

АН отвечает, и я прямо вижу его грустную усмешку из-под усов:

Эти слова написаны 16 апреля. Третий вариант сценария, датированный апрелем или маем, пока не обнаружен. Есть запись в дневнике Тарковского от 8 мая о том, что он встречался с АНом, они решили попрощаться с совместным замыслом и теперь Андрей намерен писать «Ведьму» сам, в одиночку. Мотивировка очень невнятная, да и нет уверенности, что это была действительно их последняя встреча. Ведь до отъезда Андрея for good (то есть навсегда) остаётся ещё почти год.

Вообще у Тарковского тяжелейшие времена: работы нет, телефон прослушивается, многие побаиваются с ним общаться… А чего стоит хотя бы такая запись месяцем раньше:

В связи со всем этим есть разные версии. Например, что Андрей не хотел осложнять жизнь Аркадию — у того хватало своих проблем. Есть версия, что он просто утратил интерес (временно) к сценарию «Ведьмы». Так бывало. Всё-таки уже подступал период серьёзной работы над «Ностальгией». И, наконец, существует версия о какой-то размолвке.

В зарубежных изданиях «Мартиролога» есть несколько пассажей о Стругацком, которые нам категорически не хочется здесь цитировать, потому что некоторые из них, противореча известным фактам, заставляют сомневаться в достоверности остальных. А ещё, к несчастью, есть основания предполагать, что Лариса Павловна Кизилова уничтожила ряд записей, сделанных её мужем…

Мы не знаем сегодня, что произошло между Стругацким и Тарковским. Ясно одно — Ларисе Павловне удалось их поссорить. Сценарий «Жертвоприношения» написан ими вдвоём — это отчётливо видно даже из доступного нам самого первого варианта. Но ни в титрах фильма, ни в одном из интервью Тарковский так ни разу и не упомянул об этой совместной работе. Впрочем, данный факт не единичен. Подобная же история произошла у Тарковского и с Ольгой Сурковой, вместе с ним работавшей над книгой «Запёчатлённое время». Аркадий был сильно обижен на него, когда увидел фильм, о чем и сказал Юрию Манину, отдавая тому папку с двумя первыми вариантами «Ведьмы» — вроде как почитать, а получилось, на долгое хранение. Именно в архиве Юрия Ивановича мне и удалось найти эти уникальные рукописи, считавшиеся утраченными даже самим БНом.

Работая над этой книгой, я вновь посмотрел «Жертвоприношение». И, помимо того, что фильм совершенно потрясающий, он для меня дорог теперь ещё и участием Аркадия Стругацкого. Там многое осталось от его сценария, от его идей, от его личности. В частности, и фантастика там, вне всяких сомнений, от него. Да, да именно фантастика! Атомная катастрофа в картине — это не фигура речи, не бред и не сон — это вполне конкретная реальность, почти осязаемая и оттого особенно страшная. И спасение там приходит совершенно конкретное, и в этой фантастической логике совершенно понятно, что дом не мог не сгореть, а мальчик не мог не заговорить…

Тарковский и Стругацкие соединились в своём творчестве не для того, чтобы кто-то в очередной раз отделял фантастику от литературы, фантастику от кино, фантастику от искусства вообще. Ну, что ещё должно произойти, какие ещё гении должны родиться и подружиться, чтобы люди, наконец, поняли: фантастика — это одно из направлений, и сегодня, быть может, самое главное в искусстве?! И никто не разубедит меня в том, что и «Солярис», и «Сталкер», и «Жертвоприношение» — это фантастика, настоящая, высокая, философская фантастика, а только о ней, собственно, мы и говорим в этой книге.

Даже с самими АБС я не соглашаюсь, когда они говорят, что вытравили из «Сталкера» всю фантастику. Они вытравили оттуда фантастический антураж, стилистическое сходство с «Чужим» или «Звёздными войнами». А Её Величество Фантастика как раз там осталась. И в этом наша общая победа над серостью.