"Роберта Джеллис. Роузлинд (Хмельная мечта) (fb2) " - читать интересную книгу автора (Джеллис Роберта)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Когда два дня спустя Элинор проснулась в своей постели, она не сразу поняла, где находится. Внезапная слабость охватила девушку, когда она осознала, что королева уже покинула замок. Такое состояние было незнакомо юной леди – обычно она просыпалась, полная энергии и бодрости, с удовольствием предвкушая, чем займется, какие дела и развлечения ждут ее. А сейчас Элинор замерла в кровати, размышляя о том, что с ней происходит, откуда такое предчувствие беды. Вроде сегодня не ожидалось никаких неприятностей. Наоборот, в последние дни ее слуги исполняли свои обязанности с особым рвением, подстегиваемые присутствием самой королевы.

Слава богу, подумала она, что сегодня ей не придется присутствовать при наказании или, что еще хуже, казни кого-либо из крестьян. Элинор буквально заставляла себя присутствовать при свершении правосудия. Это было необходимо для того, чтобы ее люди знали, кто истинный хозяин в замке. Конечно, суд вершили сэр Андрэ или какой-нибудь другой ее высокопоставленный вассал, а не она лично, но сама процедура наказания всегда угнетала ее юную душу.

Элинор перебрала в уме возможные события наступившего дня. Утренняя месса, затем завтрак – что ж, определенно, здесь ничего неприятного быть не может! Затем ей надо проверить, как ее девушки-работницы прядут, ткут и шьют. Все еще лежа, Элинор тяжело вздохнула. Да, в первую очередь ей нужно посетить комнату, где работает прислуга, – она не заглядывала туда, по меньшей мере, три дня и не была уверена, что работа продвинулась за эти дни, а если что-то и было сделано, то вряд ли как должно. Служанки в последнее время были слишком заняты тем, что украдкой посматривали на знатную гостью. Забывая о своих повседневных заботах и обязанностях, каждая втайне надеялась, что именно ее призовут выполнить хоть самое малое поручение для королевы.

Элинор села в кровати и покачала головой, осуждая себя. Она и сама была не лучше своих служанок. Это-то и беспокоило ее. Она была чрезмерно возбуждена и выбита из привычной колеи присутствием в замке царственной гостьи.

После того, как сэр Андрэ и сэр Джон сняли с ее сердца груз беспокойства, рассказав прямо и откровенно о благородном характере сэра Саймона, оставшиеся дни в обществе королевы были для хозяйки Роузлинда истинным наслаждением. Посыльные колотили в ворота замка по нескольку раз на день, и не все сообщения, которые они доставляли королеве, были личными или секретными. Некоторые королева читала вслух и даже обсуждала их с Элинор и ее приближенными. Эти беседы открывали Элинор новые волнующие перспективы за пределами песков и полей Роузлинда и Мерси, лесов и долин Кингслера и других поместий. Элинор снова печально вздохнула: слушать о деяниях королей было, безусловно, гораздо увлекательнее, чем присматривать за работающими без особой охоты служанками.

К тому времени, когда королева была готова покинуть замок, – а она задержалась еще на один день с тем, чтобы Саймон, который хотел оставить своих людей при себе, смог обеспечить ей достойное сопровождение, – Элинор чуть не откусила себе язык, так она старалась удержаться, чтобы не броситься на колени перед королевой, умоляя взять ее с собой в столицу. И удержалась она от этого шага только благодаря врожденному чувству гордости, а не потому, что умела держать себя в руках. К тому же она прекрасно знала, что подобное поведение не будет одобрено королевой. И Элинор задумалась: а запомнит ли ее королева вообще?

Она выбралась, наконец, из кровати и позвонила в небольшой серебряный колокольчик, которым призывала своих горничных. Накинув просторный халат, поданный ей, Элинор проследовала в гардеробную. Горничная озабоченно семенила сзади.

– Какой наряд Вы желаете надеть сегодня, миледи? – спросила Гертруда.

– Наряд? – Элинор, все еще не совсем проснувшись, озадаченно задумалась. Никто не наряжается в богато расшитую тунику с золотой отделкой, чтобы проинспектировать кладовую или ткацкую мастерскую, или чтобы заняться счетами. Грубоватый, домашней выделки лен будет достаточно хорош для этого. И вдруг ее осенило. В Роузлинде все еще оставался гость. Сэр Саймон, который уезжал провожать королеву, должен был вернуться поздно ночью. Элинор, правда, не видела его, так как уже спала, и не слышала его возвращения, потому что стены замка были слишком толстыми и не пропускали звуков, а окна ее спальни смотрели не во двор, а в сторону моря. Теперь она припомнила, что горничная будила ее. Элинор строго требовала, чтобы ей сообщали о малейших событиях, происходивших в ее владениях. Но вчера вечером она была слишком утомленной, чтобы обратить внимание на что-либо.

Неприятное предчувствие, преследовавшее ее с самого утра, исчезло. Исчезло, как по волшебству. Глаза Элинор засверкали, а уголки чуть крупноватого рта приподнялись в улыбке. Ей повезло – ворота в увлекательный большой мир не захлопнулись для нее с отъездом королевы. Более того, здесь, дома, у нее было самое занимательное и интересное дело, которое, если бы удалось его выполнить, могло принести пользу и ей самой, и ее вассалам. Если она сумеет завоевать расположение Саймона, то не только королева, но и сам король услышит о ней. И поможет ей в этом сэр Саймон. Мысли Элинор вернулись к выбору туалета.

– Приготовь голубое… Нет!

Еще немного, и она потребовала бы одно из своих парадных платьев, но вовремя одумалась. Это было более чем глупо! Сэр Саймон не был похож на небогатого рыцаря из провинции. Он ежедневно бывал при дворе в обществе королевы и ее фрейлин, его вряд ли можно было поразить роскошью наряда, особенно неуместной роскошью. Леди, самостоятельно управляющая своими владениями, не одевается в наряды придворной дамы. Она выглядела бы смешно, как ребенок, старающийся произвести впечатление на взрослого. Что же надеть? Простое домашнее платье? Конечно, дедушка любил, когда Элинор, занимаясь хозяйством, одевалась попроще, но дедушка не был настоящим придворным.

– Приготовь белую льняную тунику, но выбери поновее, и то платье цвета молодой зелени. А вуаль пусть будет белая и самая тончайшая! И побыстрее, иначе я опоздаю к мессе.

Элинор не опоздала к началу молитвы, что произвело благоприятное впечатление на капеллана, но никак не на сэра Саймона ввиду его полного отсутствия. За завтраком сэр Джон сообщил, что сэр Саймон уже уехал верхом вместе с сэром Андрэ.

– Ждать ли их к обеду? – спросила Элинор, скрывая разочарование.

– Да, конечно. Просто сэр Саймон выразил желание осмотреть Ваши владения.

– И что же, сэр Андрэ посчитал, что я сама не в состоянии их показать? – ледяным тоном спросила Элинор.

Холод, прозвучавший в ее голосе, заставил сэра Джона вздрогнуть.

– Миледи, было слишком рано. Они выехали еще до рассвета.

– И. что же заставило их так торопиться? Неужели мои поля и стада исчезнут вместе с туманом при восходе солнца?

Сэр Джон неловко откашлялся. Все знали вспыльчивый характер леди Элинор. Правда, она быстро отходила, но свой авторитет хозяйки отстаивала порой чересчур рьяно. И была абсолютно права, подумал сэр Джон про себя. Стоит ей позволить сэру Андрэ заменять ее в делах и появляться перед вассалами вместо нее, и от ее власти ничего не останется. Понимая это, Элинор обычно сидела молча рядом со своим первым помощником, тогда как он вершил суд. Порой, заранее договорившись с сэром Андрэ, она изменяла его решения, как в сторону смягчения, так и ужесточения приговоров. Она уже не раз вершила суд самостоятельно, если сэр Андрэ отсутствовал. И вассалы безропотно подчинялись ее приговорам: ее слово было даже более весомым, чем решения сэра Андрэ.

Разумеется, сэр Андрэ прекрасно знал эту черту характера своей госпожи. Он предложил было Саймону подождать, пока леди Элинор проснется, или послать за ней. Но рыцарь посмотрел на него как на безумца:

– Что?! – воскликнул он в изумлении, – Разбудить даму на рассвете только ради того, чтобы проехаться по размокшим от дождей полям?

Так сэр Андрэ попал между двух огней. С одной стороны, его ожидала неистовая ярость Элинор, с другой – презрение сэра Саймона.

Когда Элинор спросит его, – а он не сомневался в этом, причем спросит самым ядовитым тоном, – не пытается ли он претендовать на ее место в иерархии владений, он постарается, образно говоря, столкнуть сэра Саймона в «яму со змеями»: сразу же признается, что это сэр Саймон не посчитал удобным, чтобы Элинор сопровождала опекуна, а сэр Андрэ в свою очередь, посчитал себя не вправе противоречить королевскому посланнику, А там уж пусть тот, кто облечен большей властью, чем он, примет на себя весь гнев леди Элинор.

– Так в чем же дело, сэр Джон? – переспросила Элинор.

Сэр Джон неловко сглотнул: смешно признаться, но он побаивался шестнадцатилетней девчушки, которую он мог переломить двумя пальцами! Ведь за четырнадцать лет, прошедших со дня смерти сэра Адама, отца Элинор, сэра Джона приучили к тому, что слово этого ребенка – закон. Кроме того, Элинор отличалась умением безошибочно найти слабое место в душе мужчины и могла по своему выбору причинить боль или, наоборот, пролить бальзам на душу. И сэр Джон решил остаться в стороне: в конце концов, сэр Андрэ знал, что можно было ожидать от своей госпожи, а за сэром Саймоном стоит сам король. Вот им, как говорится, и карты в руки!

– Я, миледи, не знаю, кто принимал решение, – промямлил он.

На мгновение Элинор замолчала, прикусив губу. Сэр Джон явно стушевался и выглядел несколько напуганным. Это смягчило ее – вряд ли она выиграет, если сорвет на нем свою злость.

Вины сэра Джона не было. И, размышляя здраво, она ничего не достигнет, если обрушит свою ярость даже на того, кто действительно заслуживает этого, – на сэра Саймона. Нет, сначала она покорит его, чего бы ей это ни стоило! И вот тогда этому гордецу придется спрашивать ее позволения даже на то, чтобы сделать глоток воздуха!

– Увы, сэр Джон, – произнесла она небрежно, – у меня плохое настроение, потому что закончились дни отдыха и веселья, которые успели меня разбаловать, и вот я уже отворачиваю нос от скучных повседневных обязанностей. Я бы тоже хотела проехаться верхом и немного развлечься. Прошу простить меня, мой дорогой сэр, за эту вспышку гнева.

Седоголовый, весь в шрамах, старый воин облегченно вздохнул. Он уже не в первый раз подумал о том, что если уж в свое время сложилась печальная ситуация с наследованием Роузлинда, то надо признать, что Элинор с пеленок готовили править разумно и справедливо. Она была приучена сначала оценить возникшую проблему, умела быстро замечать и признавать собственные ошибки.

– Ну, ну, – примирительно проговорил сэр Джон, – конечно же, совсем не просто от таких великих событий перейти к мелочам жизни. Но если позволите, миледи, сказать, Вы поступаете мудро, занимаясь повседневными делами.

Элинор произнесла что-то банальное в ответ и спросила о том, как идут дела у рыбаков в Мерси. Она получала хорошие доходы от рыболовства и всегда интересовалась положением дел, но на этот раз почти не слушала собеседника, размышляя о своем. Приятно было мечтать о том, как она попытается сделать сэра Саймона своим рабом. Вначале хорошо было бы хотя бы завоевать и удержать его расположение. Королевский опекун вообще не обязан давать объяснения своим поступкам, и вряд ли она смогла бы заставить его сделать то, что хотелось бы ей, разве что…

– Прошу извинить меня, сэр Джон, – внезапно произнесла она.– Я совсем забыла о небольшом дельце, которое упустила из виду, развлекаясь в последние дни.

Если ее вассал и заподозрил, что внезапный блеск в глазах Элинор был вызван совсем не забытым «дельцем» на кухне или женской половине замка, то вида не показал. Он продолжил свою трапезу, радуясь в душе, что скоро снова сможет вернуться в Мерси, которым управлял, к своей кроткой жене и нежным дочуркам. Вообще-то он всегда был рад общению с Элинор – она умела быть занимательной, он уважал и любил ее, но даже воину нужен иногда покой и отдых. Проведя в ее обществе несколько недель, сэр Джон ощущал, что готов относиться к Элинор еще лучше, если она какое-то время будет иметь дело не с ним, а с другими вассалами.

Элинор поспешила вниз, в караульное помещение. Оттуда молодой стражник был тотчас же отправлен на поиски ее старшего егеря. Она не сомневалась, что сэр Саймон вряд ли прервет инспекцию земель, чтобы отправиться на охоту. Это было ей на руку, тем более что помощники егеря привыкли быть у нее на посылках. Старший егерь появился, на бегу вытирая рот, – его тоже подняли из-за стола.

– Собираетесь поохотиться, миледи?– послышалась его родная, грубая английская речь.– Немного поздновато. Дичь, должно быть, уже залегла в свои норы.

– Нет, нет, – прозвучал ответ Элинор на ее родном французском языке.– Я всего лишь хочу, чтобы твои люди отправились с моим посланием.

Их разговор звучал странно: каждый говорил на своем родном языке, но англичане упорно держались за свой английский, а норманны, за малым исключением, не утруждали себя изучением того, что они презрительно называли «ворчаньем и рычаньем». Но все было в порядке, если оба собеседника, как сейчас, понимали друг друга.

– Послание? – егерь был в растерянности, – Но ведь стража…

– Нет, нет, я не хочу, чтобы об этом стало известно. Страже нечего делать в селениях и на фермах. Их может заметить тот рыцарь, который уехал с сэром Андрэ. А твои люди могут, не привлекая ненужного внимания, встретиться с каждым старостой в рыбацких поселках, с управляющими каждой фермы, со старшими пастухами и сказать им…

– Вы желаете, чтобы этот чужой рыцарь был убит, госпожа? Но мои люди сами могли это сделать не хуже…

– Нет, господь с тобой, нет! – воскликнула Элинор.– Он – представитель короля в моих владениях, и ни один волос не должен упасть с его головы.

– Но, моя госпожа, мы выполним любой твой приказ. Нас не остановит то, что он королевский посланник! Только скажи…

Элинор признательно улыбнулась:

– Вы – отличные, верные мои слуги, и я благодарна вам за это, но сэр Саймон не враг мне, по крайней мере, пока. Но есть вещи, которые он должен услышать только от меня, ради блага моих подданных. Если он во время этой поездки будет собирать сведения о состоянии дел в поместьях по частям, у него может сложиться неверное впечатление о доходах, и тогда он пожелает забрать большую долю, чем положено, королевской казне.

Внешность старшего егеря была довольно типичной для англичанина-простолюдина тех дней: широкоскулое, довольно плоское лицо, курносый вздернутый нос и светлые, как пакля, волосы. На тонколицых с орлиными носами норманнов подобный тип лица производил впечатление непроходимой тупости. Но на сей раз в голубых глазах англичанина сверкнули искры полного понимания:

– Значит, старосты, старшие пастухи и управляющие не должны ничего рассказывать королевскому представителю. Хорошо, мои люди передадут это послание как можно быстрее!

Но Элинор задержала его:

– Имей в виду, они не должны отказываться отвечать на вопросы. Это может навлечь на них гнев посланника. И нельзя, чтобы к нему отнеслись непочтительно. Я не могу допустить, чтобы представитель короля был разгневан моей челядью. Но… я думаю, что лучше, если наши люди покажутся ему глупыми, даже туповатыми. Ты понимаешь меня?

– Да, моя госпожа, понимаю.

Она горячо надеялась, что он действительно хорошо понял ситуацию. Его люди достигнут самых отдаленных мест раньше, чем туда доберется сэр Саймон и начнет задавать свои вопросы – если он вообще собирается их задавать. Разумеется, не было никакой возможности прикрыть рот сэру Андрэ, но он и сам знает о целях королевского посланника и, без сомнения, проявит сдержанность. Кроме того, сэр Андрэ довольно редко присутствовал при подведении счетов и вряд ли так хорошо знал истинное положение дел, как Элинор.

Сделав, наконец, все, что было в ее силах, чтобы обеспечить успех своему плану, Элинор поднялась на женскую половину, чтобы излить свое раздражение на горничных.

К счастью для Элинор, сэр Саймон был больше заинтересован в инспекции границ владений с военной точки зрения. Возможные размеры ренты интересовали рыцаря значительно меньше. Его обязанностью были не только сдача податей в королевскую казну, но и защита поместий и их хозяйки в смутные времена. Сейчас народ Англии был готов безоговорочно признать Ричарда королем Англии, но, как сэр Саймон уже объяснял сэру Андрэ и сэру Джону, кто знает, сохранится ли эта благоприятная ситуация после похода Ричарда в Палестину. Хуже того, если, не дай Бог, он погибнет в походе, не оставив прямого наследника – а эту вероятность нельзя было исключать, – ситуация резко обострится: не ясно, кто в таком случае мог бы претендовать на корону. Кроме Ричарда и его младшего брата Джона, у короля Генриха был еще один сын, Джефри, который умер, успев жениться и оставив наследника – Артура. По строжайшему праву старшего сына на наследование титула Артур, был прямым преемником Ричарда на престол, но ему исполнилось только три года. Вряд ли было бы разумным сажать ребенка на довольно шаткий трон. Что же касается Джона, то его не любили и не доверяли ему, и не без оснований. Складывалась ситуация, чреватая неприятностями.

Поместья Элинор протянулись на многие мили вдоль морского побережья, и сэру Саймону предстояло обеспечить охрану земель как от набегов пиратов, банды которых периодически высаживались на берег, чтобы насиловать и грабить, так и от постоянной угрозы вторжения французов. Теоретически Филипп Французский был союзником Ричарда. Он помог Ричарду захватить трон отца и также принял крест, дав обет присоединиться к Ричарду в крестовом походе. К несчастью, Филипп Французский испытывал почти врожденную, неистребимую ненависть ко всей Анжуйской династии, на что имелась своя причина: отец Филиппа Людовик некогда был женат на Элинор Аквитанской, и все ее огромные владения в то время принадлежали французской короне. Но позднее Генрих Анжуйский уговорил королеву расторгнуть брак с королем Франции, предложив ей свою руку. Естественно, вместе с королевой к Генриху перешли все ее владения, составлявшие треть Франции. И Филипп поклялся, что не успокоится, пока его ненависть не будет удовлетворена и все приданое Элинор не будет снова в руках Франции. Он попытался добиться этого, развязав войну, но Генрих и Ричард разбили его. Теперь он пустил в ход коварство и вероломство.

Сначала он объединился с Ричардом, чтобы уничтожить Генриха. Теперь же, Саймон был уверен, даже если Ричард и не подозревает об этом, Филипп Французский будет отыскивать любой способ, чтобы уничтожить Ричарда. Эта ситуация требовала надежной охраны южного побережья Англии.

Сэр Андрэ искоса наблюдал, как все больше мрачнеет лицо сэра Саймона по мере того, как они, миля за милей, объезжали бухты и скалы побережья.

Наконец, он не выдержал:

– Все не так плохо, как может показаться на первый взгляд, – произнес он.

– Неужели? – саркастически заметил Саймон.– На мой взгляд, даже младенец может причалить к этим берегам.

– Согласен – ребенок в лодке. Верно и то, что бандам морских разбойников иногда удается захватить врасплох и сжечь рыбацкую деревушку, и несколько рыбаков погибает при этом, но совершенно исключено, чтобы большие корабли с армией солдат смогли подойти к берегам незамеченными, – разве что наши рыбаки вступили бы с ними в сговор.

Саймон повернулся к нему. Морской бриз взъерошил его рыжие, коротко остриженные волосы. На нем были доспехи и меч со щитом. Наслаждаясь прохладой, он откинул назад шлем, тем более, что сэр Андрэ уверил его, что им не придется опасаться нападения на землях Элинор.

– Твои слова звучат разумно, но я не могу быть столь уверен, – проворчал он.

Сэр Андрэ попытался объяснить свою позицию:

– Рыбаки отличаются от крестьян-серфов, живущих вдали от побережья. Во-первых, они не так привязаны к земле. Вся их жизнь заключается в их ремесле, на которое не будет посягать никакой рыцарь. Большой военный корабль вряд ли сможет обнаружить и преследовать легкую подвижную рыбацкую лодку.

– Выходит, они только зовутся серфами, а имеют все повадки свободных людей, как я посмотрю, – заметил сэр Саймон.

– Более того, – продолжил сэр Андрэ рассудительно, – здесь, на этих землях, они не только думают, но и поступают, как свободные люди.

Он заглянул в лицо сэру Саймону и, увидев не возмущение, которое он опасался увидеть, а задумчивое выражение, продолжил:

– Только не надо думать, что эта свобода вызвана слабостью лорда Рэннальфа и миледи Элинор. Они сознательно поступали так, и это себя оправдывает.

Сэр Саймон неодобрительно хмыкнул:

– Ты полагаешь, что такая свобода, данная серфам, делает их честнее? Что, из-за этого они охотнее расстаются с частью улова или денег, или лучше справляются со своими обязанностями?

– Может, и так, но я думал сейчас не о ренте и барщине. Все дело в том, что денно и нощно, с берега и моря, рыбаки наблюдают за побережьем. И делают это лучше, чем любое войско, – ведь они живут здесь. Возможно, какой-нибудь ребенок в маленькой лодке и сможет проскользнуть незамеченным, но вряд ли кто еще.

– Но ты же сам говорил, что грабители высаживаются на берег.

– Бывает и так, – признал сэр Андрэ, – но не часто. Гораздо чаще я с моими людьми уже поджидаю их в засаде. Они высаживаются, но в море уже не возвращаются. И тогда у рыбаков появляется лишняя лодка или баркас, а у нас в замке – все, что было в этой лодке.

– Значит, вы защищаете их, а они, ради собственной безопасности и блага, охраняют вас, – размышлял вслух Саймон.– Это срабатывает, пока малейшая обида не нарушит равновесия.

Сэр Андрэ примирительно пожал плечами:

– Мы не полагаемся только на их верность. Мои люди патрулируют побережье неподалеку от замка, а дальше, как Вы могли убедиться сами, стоят дозорные на башнях. Я заговорил о рыбаках, потому что Вы считаете оборону поместья слабой. Но это не так: на протяжении многих лет она была достаточно надежной, если не брать в расчет прямую угрозу войны.

– Возможно, и так, – признал Саймон. Но военный опыт заставлял его быть осторожным, и он не хотел соглашаться с тем, в чем сам не был уверен.

– Ты давно служишь в этом замке? – спросил он сэра Андрэ, чтобы перевести разговор на другую тему.

– О нет. Мой замок на севере, в Доннингтоне. Сейчас там управляется мой сын. После смерти моей жены, Мери, я не захотел оставаться там и предпочел служить нашему господину, который постарел настолько, что в последние годы ничего не помнил. Леди Элинор сама ввела меня в курс всех дел поместья.

– Как может быть такое! Она же еще совсем ребенок!

– Не такой уж она ребенок. Ей уже исполнилось шестнадцать, и ее следовало выдать замуж, как любую девушку ее возраста. Но ей никто не нравился, а милорд, ее дед, кроме того, что неспособен был сказать ей «нет» ни при каких обстоятельствах, и не выносил, я думаю, самой мысли, что его обожаемое дитя достанется неизвестно кому!

– Не вижу смысла в такой снисходительности, – проворчал сэр Саймон.– Вы сами видите, в какой ситуации она оказалась из-за его слепого обожания.

– А что, разве ей плохо? – спросил сэр Андрэ, смеясь.– Я лучше помолчу, потому что и сам, грешным делом, питаю к ней слабость. Лучше будет, если на этот вопрос Вы найдете ответ сами.

Когда Саймон уже достаточно осмотрел линию берега, они заехали в небольшую деревеньку. Большинство мужчин рыбачили в море, но из ближайшей хижины им навстречу поспешил седобородый старик, приветствуя рыцарей и предлагая перекусить. Саймон как можно вежливее отказался, с трудом сдерживая себя и стараясь не подать вида, что задыхается от невыносимой вони потрошеной рыбы.

– Я – представитель короля, назначенный опекуном этой земли, – сказал он.– Сколько лодок в вашей деревне?

– Сколько? – переспросил старик.– Я не умею считать, господин. Как я могу сказать, сколько?

– Ну, наверное, столько, сколько здесь домов, – подсказал Саймон.

– Да нет, не так много, по крайней мере, мне так кажется.

Хорошо, что внимание сэра Саймона было целиком обращено на старика, и он не видел выражения лица сэра Андрэ, который явно опешил, услышав этот диалог. Саймон, конечно, сразу бы заподозрил, что его попросту дурачат.

– Ты что, хочешь сказать, что если какая-то лодка не вернется, то ее не хватятся? – Теперь Саймон говорил жестко: он имел опыт в допросах лжецов.

Старик спокойно смотрел в глаза Саймону:

– Я знаю всех мужчин и парней в деревне. И замечу, если кто-нибудь из них не вернется.

Саймон часто встречался с такого рода вещами в своей практике. Он попробовал снова:

– Сколько десятин у вашего священника? В ответ старик только пожал плечами. Голос Саймона зазвенел:

– Ты должен знать, сколько он получает мер рыбы. Где ваши счетные бирки?

–Но я не знаю. Зачем мне это?

Саймон отметил, что старик просто удивился.

–Все это есть в книге нашей госпожи, – продолжал старик, – и она всегда здесь, когда мы рассчитываемся со священником. Она не даст ему обмануть нас.

Старик победно улыбнулся и энергично кивнул, подкрепляя свои слова:

– Госпожа все знает, она скажет все, как есть. Спросите у нашей госпожи, сколько у нас судов. Старый хозяин и она никогда нас не обманывали.

Только сейчас сэра Андрэ осенило. Он крепко сжал челюсти, пытаясь побороть смех. Теперь он не сомневался в том, что Элинор приказала своим людям не говорить лишнего. Но вдруг ему сразу смеяться расхотелось. Неужели она решила обманывать короля? В таком случае, она точно попадет в беду – сэр Саймон далеко не дурак!

Но сэр Саймон раньше имел дело в основном с плохо управляемыми хозяйствами и вороватыми управляющими. Он привык к уклончивости, лжи и раболепию. Поэтому единственное, что ему показалось неестественным, это смелость старого рыбака и его уверенность в том, что их госпожа никогда не обманет его. «Возможно, – подумал сэр Саймон, – идеи сэра Андрэ, а вернее, лорда Рэннальфа, были не такими уж плохими, как показались мне вначале. Жаль только, что окончательно убедиться в их правоте можно будет тогда, когда придет настоящая опасность. Но тогда, если этот бесстрашный и вольнолюбивый народ все-таки предаст свою госпожу, будет уже слишком поздно начинать все заново и по-другому, нагоняя страх, чтобы внушить подобающее уважение к властям».

Как Саймон вскоре выяснил, жители других деревень тоже были скупы на слова. Старший пастух тоже «не умел считать», и счетные списки тоже «были у госпожи», а управляющие фермами – те, которые не осмелились использовать такие примитивные отговорки, – чесали затылки и проклинали слишком переменчивую погоду в этом приморском районе, которая помешала им точно учесть, сколько же бушелей зерна было собрано. Да, говорили они охотно, в прошлом году был очень хороший урожай, да и списки были на месте, а вот в позапрошлом году было намного меньше – или больше? Кто его знает? Да и зачем хранить списки и запоминать это, если все записано в книге миледи?

Саймон хорошо знал грамоту и бегло читал, как и любой другой высокопоставленный чиновник при дворе Генриха II, очень любившего рассылать указания и получать ответы на них. Если бы Саймон не пожелал научиться грамоте, он бы полностью зависел от милости клерков. А ведь достаточно было неправильно понять даже одно или парочку слов – нечаянно или с целью, – и неприятности были обеспечены. Саймон предпочел делать ошибки самостоятельно, а вернее, избегать их, для чего и выучился грамоте. Заодно он познал те удовольствия, которые дают читателю книги, но сейчас у него нарастало самое настоящее отвращение к так называемой «книге нашей госпожи».

Кроме того, в нем росло подозрение насчет клерка, который вел эту «книгу», его влияния на Элинор и вассалов. Взять хотя бы сэра Андрэ, который, как ни странно, не имел представления об этой книге. Разумеется, он не умел ни читать, ни писать, но это не должно было помешать верному вассалу быть более внимательным и осторожным. За клерками, по глубокому убеждению Саймона, был нужен глаз да глаз, случалось, что какой-нибудь из них устилал свое гнездо ворованными перьями. Не мог Саймон примириться и с тем, что у бесчестного клерка фактически была лазейка, чтобы избежать справедливого наказания: стоило раскрыть мошенничество, он мог улизнуть от гнева своего сеньора в лоно церкви, поступившись частью наворованного, укрыться от преследования властей.

Саймону не могло и прийти в голову, что кажущееся безразличие сэра Андрэ к счетам поместья объяснялось тем фактом, что Элинор сама вела свои счетные книги. У женщин было не принято изучать грамоту. Разумеется, королева знала грамоту, но королева – не просто женщина. Еще были грамотные монашки, и несколько молодых придворных дам, которые увлекались любовной лирикой, и желали самостоятельно отвечать на поэтические излияния своих «трубадуров». Но чтобы это «невинное дитя», как Саймон упорно продолжал про себя называть Элинор, несмотря на все протесты сэра Андрэ, чтобы это дитя умело не только читать, но и способно было считать и даже вести счета, – такое не могло даже прийти в голову сэру Саймону.

Зато в нем нарастало ощущение того, что, как бы ни любима была Элинор вассалами и серфами ее владений, их любовь не была бескорыстной. Так любят того, кого легко обманывать. Он почувствовал мрачное удовлетворение от того, что хоть и нехотя, но принял пост ее опекуна. Теперь у него была настоящая цель. Кто-то обманывает его подопечную, и такое впечатление, что он первый это заметил. Он мысленно поклялся защитить очаровательную леди Элинор и примерно наказать обманщиков.

Когда они вернулись, наконец, в замок, живая Элинор только усилила его желание опекать ее. Она вошла легкой походкой, приветливо улыбаясь, ее волосы под вуалью отливали золотом, в глазах искрился смех, и отражалась бирюза ее наряда. Не осталось и следа от недавнего гнева. Быстроногие, выносливые охотники незаметно возвращались в замок, подтверждая, что ее план удался. Что ж, ее люди выполнили свою часть работы, теперь ей предстояло завершить начатое.

Хорошо, что сэр Саймон не сводил глаз с Элинор. Достаточно было бы одного взгляда на мрачное, с неодобрительным выражением, лицо сэра Андрэ, чтобы насторожить Саймона. Но он видел только Элинор, которая, протянув ему маленькую ладошку, спрашивала с милой озабоченностью, не хотел бы он, прежде чем приступить к трапезе, принять ванну после трех жарких, утомительных дней, проведенных в седле.

«Она похожа на лилию, – подумал он, – такая же стройная, изящная, одетая в белые с зеленым одежды, и с таким же изысканным ароматом». В последние дни он напрочь забыл о придворных манерах, но ему удалось поклониться и поднести к губам нежную ручку.

– Нет ничего, что я бы желал больше, – если, конечно, это не причинит лишнего беспокойства, – признательно произнес Саймон. Звук собственного низкого голоса придал ему уверенности, и он рассмеялся легко и непринужденно:

– Нет сомненья, что запах от моей одежды предупредил Вас о моем прибытии задолго до того, как я въехал во двор замка.

С обонянием у Элинор было все в порядке, и, в самом деле, она чувствовала тяжелый дух, исходивший от него. Однако нос Элинор с детства был приучен к зловонию, которое поднималось от гниющей рыбы в прибрежных деревнях, от помоев, стекавших в ров. В сухую погоду, когда вода высыхала, вонь, казалось, пропитывала весь замок. Здоровый запах пота крепкого мужчины вряд ли мог оскорбить ее обоняние.

– Я беспокоюсь о Вашем комфорте, а не о своем, милорд, – ответила Элинор, смеясь.– Вы пахнете, как должны пахнуть после долгих миль верхом, – это, если можно так выразиться, честный трудовой запах, и мне он милее, чем благовония торговцев.

Элинор решила оборвать разговор и подала знак горничной, подняв руку и прищелкнув пальцами. Она знала, что Саймон будет с ней рядом за столом, и она успеет еще наговориться с ним. Сейчас же было необходимо срочно переговорить с сэром Андрэ, который бросал на нее неодобрительные взгляды за спиной у Саймона.

Эта необходимость решила еще и проблему, пойдет ли она помогать сэру Саймону при омовении. Хотя благородные дамы гордились теперь все более утонченными манерами, лорд Рэннальф строго придерживался старых обычаев: когда такие знатные мужи, как его молочный брат, граф Лестерский, или Хьюго Бигод, граф Норфолкский, прибывали с визитом, Элинор была приучена сливать им воду, тереть спины и вытирать головы. И сейчас ею руководила не ложная скромность.

У нее возникли сомнения: следует ли ей исполнять свой долг уважения перед благородным гостем. Она подозревала, что Саймон, возможно, будет шокирован этим старомодным обычаем, а у него, судя по одежде и манерам, не было ничего старомодного, кроме разве что фасона его шлема.

Всем было лучше от того, что Элинор решила побеседовать с сэром Андрэ. Саймон, конечно, пережил бы ее участие в купании – ему не раз помогали в этом благородные дамы многих замков и, бывало, предлагали услуги помимо купания, которые он, как рыцарь и кавалер, с готовностью принимал. Элинор повлияла на ход его мыслей. Те несколько слов, которыми они обменялись, восстановили его душевное равновесие, которое вряд ли сохранилось бы при более близком общении.

– Что это ты задумала, Элинор? – не слишком любезно поинтересовался сэр Андрэ, как только Саймон проследовал в бывшие покои лорда Рэннальфа, которые теперь занимал. – Если ты вознамерилась обманывать короля, он, – сэр Андрэ кивком указал на удаляющегося сэра Саймона, – выведет тебя на чистую воду. Он ловил гораздо более опытных и ловких мошенников, чем ты можешь себе представить!

– Я не намерена никого обманывать! – Элинор гордо выпрямилась. Она постаралась прогнать сомнения подальше. Ей просто придется подыскать подходящее к случаю объяснение, а сейчас гораздо важнее успокоить сэра Андрэ, а то он умудрится своим виноватым видом раздуть из мухи слона.

– Почему в таком случае у твоих старост, управляющих и пастухов – всех сразу – отшибло память, и в довершенье к этому все они одновременно потеряли счета?

Элинор рассмеялась:

– Разве? О, как я люблю их! Просто обожаю! Я и в самом деле велела им разыграть из себя тупиц. Подумать только, как они послушны мне и как отлично все сделали!

– Элинор! – голос сэра Андрэ загремел.

– Успокойся! – властно повысила голос и она.– Я же тебе сказала, что здесь нет никакого обмана.

– Тогда ответь мне, что ты собираешься делать? Что ты задумала?

– Подумай! Ты говорил, что сэр Саймон привык иметь дело с мошенниками. Если бы мои люди – честные и открытые – рассказали ему всё, как есть, думаешь, он поверил бы? А может, привыкнув к тому, что все вокруг лгут, он просто удвоит, а то и утроит то, что они ему назовут. Я не просила их лгать. Не дай Бог, сэр Саймон поймал бы моего слугу, обманывающего его по моей же просьбе. Но и не дай Бог, чтобы с моих, да и с твоих, кстати, тоже, земель был взят налог вдвое больше положенного.

Пятна гнева сошли с лица сэра Андрэ, но он укоризненно покачал головой. То, что сказала Элинор, было правдой. Знай он ее чуть хуже, он вполне бы удовлетворился этим объяснением. Однако вот уже два года сэр Андрэ имел возможность наблюдать, как Элинор взрослеет. После смерти деда на ее хрупкие девичьи плечи легла вся тяжесть ответственности за обширные владения и собственную судьбу. Неплохо зная Элинор, сэр Андрэ не сомневался, что сейчас за ее поступками крылось что-то еще. Он тяжело вздохнул и сложил руки на груди, задумавшись. Его собственные дети были устроены в жизни во многом благодаря щедрости лорда Рэннальфа. Жена его Мери покинула этот мир. Его господин умер. У него никого не осталось, кроме Элинор. Изо всех сил он постарается уберечь ее от опрометчивых шагов, защищать ее или разделить, если придется, любое наказание.