"Нора Робертс. Сюрприз для Айседоры [love]" - читать интересную книгу автора

и экраны были установлены в каждой комнате. И окна, окна, бесконечные окна,
выходившие на бухту Лос-Анджелеса, сверкавшую по ночам множеством разноцветных
огней. Каждый вечер Финли стоял на балконе своей спальни и представлял, что
владеет всем и всеми, попавшими в поле его зрения.
Эдмунд Финли был одержим манией обладания. Кабинет отражал его вкус к
прекрасному и исключительному. Две девственно-белых стены и ковер служили
отличным фоном для его сокровищ. Китайская ваза XV века на мраморном
пьедестале. В стенных нишах - скульптуры Родена. Над комодом эпохи Людовика XIV
- подлинник Ренуара в золоченой раме. Два столика красного дерева с тонкой
резьбой времен викторианской Англии. Между ними - бархатное канапе,
принадлежавшее самой Марии-Антуанетте.
В двух высоких застекленных шкафчиках - потрясающая, открытая лишь для
избранных коллекция произведений искусства: флаконы из лазурита и аквамарина,
нэцкэ из слоновой кости, статуэтки из дрезденского фарфора, музыкальные
шкатулки из лиможского фарфора, кинжал XV века с усыпанной драгоценными камнями
рукояткой, африканские маски...
Эдмунд Финли приобретал самозабвенно, а потом припрятывал свои сокровища.
Его импортно-экспортный бизнес процветал, а контрабандная часть этого
бизнеса процветала еще больше. В конце концов, где, как не в контрабанде, можно
попробовать свои силы и насладиться ощущением риска. Незаконные приобретения
требуют, кроме безупречного вкуса, известной ловкости, изобретательности,
безжалостности.
Финли начал "приобретать" еще в юности, когда работал в доках
Сан-Франциско. Совсем нетрудно было поменять местами контейнеры, вскрыть ящик и
продать добычу. К тридцати годам Эдмунд собрал капитал для создания собственной
компании, накопил достаточно опыта для успешной работы за рамками закона и
достаточно связей для того, чтобы не оскудевал поток товаров.
Разбогатев, Финли смог воплотить в жизнь свои мечты об итальянских
костюмах, французских женщинах и швейцарских франках. После десятилетий сложных
экономических операций он получил возможность оставлять себе понравившиеся
вещи. А нравились ему вещи старинные и бесценные.
- Все готово, мистер Финли. - Маникюрша осторожно положила руку Финли на
безупречно чистую салфетку. Она знала, что, пока будет складывать свои
инструменты и лосьоны, клиент тщательно проверит ее работу. Как-то раз он орал
на нее минут десять из-за крошечного заусенца. Однако сейчас, когда она
осмелилась поднять глаза, Финли довольно улыбался, разглядывая свои
отполированные ногти.
- Отличная работа. - Он поочередно потер подушечками пальцев друг о друга,
затем достал из кармана пачку банкнот, скрепленную золотым зажимом, отделил
бумажку в пятьдесят долларов и, помедлив, с обезоруживающей улыбкой добавил еще
сотню. - Счастливого Рождества, милочка.
- О... благодарю вас. Огромное спасибо, мистер Финли. И вам счастливого
Рождества.
Продолжая улыбаться, Финли отпустил ее царственным взмахом ухоженных
пальцев. Его редкая щедрость проявлялась так же естественно, как и постоянная
жадность. Он наслаждался и тем, и другим. Не успела дверь за маникюршей
закрыться, как он повернулся на вращающемся кресле, сложил руки на шелковом
жилете и уставился на купающийся в солнечных лучах Лос-Анджелес.
Рождество, думал он. Какое чудесное время года. Время доброжелательности,
перезвона колоколов, цветных фонариков. Конечно, это еще и время беспросветного