"Нора Робертс. Наивная плоть [love]" - читать интересную книгу автора

даже ненужная, одновременно и пугало ее, и успокаивало.
Она предпочитала, чтобы о ней думали все, что угодно... лишь бы не узнали
правды.
Эти последние минуты перед каждой съемкой Анджела Перкинс проводила в
одиночестве, охваченная панической дрожью. Она, женщина, ставшая образцом
самоуверенности, она, репортер, бравший интервью у президентов, членов
королевских семей, убийц и мил- пионеров, уступала, как и всегда, приступу
пугающей и неистовой нервной лихорадки.
Сотни часов терапии не смогли унять или хотя бы облегчить дрожь, тошноту,
холодный пот. Совершенно беспомощная, она безвольно повалилась в кресло. Ее
лицо трижды отразилось в зеркале. Элегантная, безукоризненно одетая и
причесанная, холеная женщина. С мутными от ужаса глазами.
Анджела прижала ладони к вискам и помчалась сквозь пронзительный девятый
вал страха. Сегодня она провалится, сегодня все услышат в ее речи остатки
арканзасского акцента. Все увидят нелюбимую и нежеланную девчонку, чья мать
предпочитала мелькающие картинки на рябом и грязном экране малюсенького "Филко"
своим собственным плоти и крови. Девчонку, которой так страшно, так отчаянно
хотелось внимания, что она все время представляла себя внутри телевизора, чтобы
мать хоть раз остановила на ней взгляд бессмысленных пьяных глаз. Чтобы хоть
только посмотрела на нее.
Они увидят девчонку в поношенной одежде и туфлях с чужой ноги, которой
приходилось так старательно учиться, чтобы заработать хотя бы средние оценки.
Они поймут, что она - никто, пустое место, мошенница, обманом и силой
прорвавшаяся на экран, точно так же, как когда-то ее отец - во чрево ее матери.
И они засмеются над ней.
Или еще хуже - они ее выключат.
Она вздрогнула от стука в дверь.
- Анджела, мы готовы. Глубоко вздохнула раз, другой.
- Сейчас иду. - Ее голос звучал совершенно нормально. Что-что, а
притворяться она умела. Еще несколько секунд Анджела смотрела на свое
собственное отражение, следя, как паника постепенно исчезает из глаз.
Она не провалится. Над ней никто и никогда не будет смеяться. Никто больше
не отвергнет ее. И все увидят только то, что она позволит им увидеть. Она
встала, вышла из гримерной и направилась к студии.
Анджела еще не видела своего гостя, но прошла мимо зеленой гостиной и
глазом не моргнув. Она никогда не разговаривала с гостями до начала съемок.
Тем временем в зале слышался возбужденный гул. Продюсер развлекал
зрителей-везунчиков, которым удалось достать билеты на съемку. Марси,
пошатываясь на четырехдюймовых каблучках, бросилась вперед - последний взгляд
на прическу и макияж. Один из помощников передал Анджеле несколько
дополнительных карточек. Она не произнесла ни слова.
Когда она вышла на сцену, гул сменился взрывом общего восторга.
- Доброе утро! - Анджела села в свое кресло, ожидая, пока утихнут
аплодисменты. Ей прикрепили микрофон. - Надеюсь, все готовы для нашего
первоклассного шоу! - Произнося эту фразу, она осмотрела аудиторию и осталась
довольна демографическим составом зрительного зала. Неплохая смесь возрастов,
полов и национальностей - важная деталь для общих планов камеры. - Ну, кто
здесь фанат Дика Бэрроу?
Она сердечно засмеялась в ответ на еще один взрыв аплодисментов.
- Я тоже, - сказала она, хотя ненавидела музыку кантри во всех ее