"Семен Резник. Николай Вавилов ("Жизнь замечательных людей" #452) " - читать интересную книгу автора

профессора Худякова - какая малость для определения своей судьбы!
Паровой трамвай уже увозил его в Разумовское. И не на экскурсию, не для
сдачи вступительных экзаменов - на первое занятие.
А он чувствовал себя Робинзоном, который скоро очнется на необитаемом
острове. И опасался, что не найдет на нем всегонужного для пропитания своей
ищущей мысли. Вернее, опасался, что здешняя кухня будет слишком однообразной
и скоро опостылеет ему.
Мог ли он знать тогда, что выбор пути для него только начинается? Что
пройден лишь первый перекресток, а впереди их много. Словом, мог ли он
знать, что ждет его впереди?..

Философия бытия

1

Впрочем, он знал, с чего начнет, а это уже было немало. Он словно видел
перед собой долговязую фигуру профессора Худякова. Его клиновидное лицо.
Всклокоченную бородку. Большой выпуклый лоб, кажущийся еще большим благодаря
отступившим куда-то к середине головы волосам. Большие глаза, кажущиеся еще
большими за толстыми стеклами очков...

Таким запомнился ему Худяков на кафедре в Политехническом.
И теперь Николай должен был сказать Худякову, что он, студент. Вавилов,
решил начать с физиологии растений. Сказать, что ему известно - физиологию
изучают после химии и ботаники. Но он знает химию. И знает ботанику. Если
профессор сомневается, он готов к экзамену. Он, вероятно, не раз повторял
себе эти слова. Повторял, когда сошел на конечной остановке с парового
трамвая и между двух стройных рядов лиственниц зашагал к зданию института,
когда разыскивал в Лабиринте его коридоров кафедру физиологии, когда входил
в кабинет Худякова.
И был выслушан.
Благосклонно!
Если студент хочет - пусть пробует, решил Худяков. Он сам был дерзок, и
ему нравилась дерзость новичка.
И уже в следующие дни Николай, замирая от восторга, следил, как
профессор, словно трагедийный актер, мечется по кафедре, размахивая
огромными, с нервными пальцами, ручищами. Восхищался тонкой игрой его мысли.
Хохотал, когда профессор, е удивительной легкостью спускаясь с высот,
вставлял вдруг пару ироничных замечаний о ветхости лабораторного реквизита,
что-нибудь вроде:
- Нет, нет, не смотрите так на эти пробирки, от пристального взгляда
они рассыпаются...
...Профессор Худяков опубликовал не много научных работ. Но это
результат не бессилия ученого, а скорее его одержимости в науке. Его замыслы
постоянно опережали темпы экспериментов. Разобравшись в увлекшей его
проблеме, он тут же набрасывался на следующую. А "доведение", подготовку
работы к печати откладывал "на потом", и это "потом" часто превращалось в
"никогда".
Трудно сказать, как много потеряла наука от этого его качества.
Трудно сказать, как много приобрела.