"Игорь Ревва. День рождения (рассказ)" - читать интересную книгу автора

Васечкин часто катал диск, особенно по ночам, когда солнца в темноте
было не разглядеть, а книжный шкаф начинал громко шуметь, возмущённый
пением Васечкина. Шкафу не нравилось, как Васечкин поёт, потому что
"Help!" в его исполнении был просто ужасен. Васечкин это знал и не
обижался на шкаф - что с него взять, придурка деревянного?! Спорить с ним
бесполезно, лучше прекратить петь и покатать диск по полу или просто
послушать его (диск можно было слушать на чём угодно - хоть на
холодильнике, хоть на том месте, где когда-то был телевизор). Жаль
только, что слушать его приходилось одному, без Реальности - машинка не в
счёт, она в музыке понимала меньше, чем Васечкин в надкусанных лыжах. Вот
Реальность в музыке разбиралась превосходно. Если бы она была здесь,
думал Васечкин, она бы и портреты прогнала. Или хотя бы отобрала у них
своё изображение, которое те вечно показывают вверх ногами. Потому что
нельзя показывать вверх ногами, когда у Васечкина День рождения. А День
рождения у Васечкина был всегда.
Васечкин каждый вечер с нетерпением ждал, когда же к нему придёт
Реальность. Он ставил машинку на пол, застилал стол чистыми газетами,
разгонял по углам нехороших насекомых, выпроваживал смешного и глупого
дикобраза в ванную комнату и садился на диван - ждать. Он знал, что когда
она придёт, то сразу же скинет туфли, лёгко подбежит к Васечкину и нежно
поцелует его в щёку. Всё остальное будет потом, и всё снова будет, как
раньше. Он покажет Реальности свои новые вещи, и она их внимательно
прочтёт, и тихим голосом скажет: "клёво..." И если вещь будет весёлая, то
она будет смеяться, а если грустная - глаза её сделаются влажными. А
потом они поужинают и лягут в постель, и будут любить друг друга до
самого утра.
Но она не приходила, потому что болела. Любой бы заболел, попав под
грузовик - это Васечкин понимал и разговаривал с Реальностью только
мысленно. Мысленно же он и показывал ей новые вещи, и она смеялась или
грустила в зависимости от того, какой получалась у Васечкина вещь -
весёлой или грустной. И говорила: "клёво". И целовала его в щёку. Но всё
это было только мысленно. А наяву Васечкин никогда не мог её дождаться,
хотя и сидел совершенно неподвижно.
Нехорошие насекомые, видя, что Васечкин долго не шевелится, снова
начинали наглеть и носиться по комнате, скрежеща облезлыми хвостами о
поцарапанный дым. А дикобраз в ванной принимался громко выть от тоски и
от того, что он смешной и глупый. Васечкин пытался заглушить его вопли
пением, но тут уж начинал шуметь шкаф. Тогда Васечкин окончательно
понимал, что сегодня Реальность опять не придёт. Он замолкал, выпускал
дикобраза из ванной, вытряхивал из своих карманов змей, кроликов,
бильярдные шары и прочий мелкий мусор и садился делать новую вещь. Иногда
они у него получались, чаще - нет. Хорошо, что никто не видел те вещи,
которые не получались. Они могли бы расстроить кого угодно, даже
Мусорщика, который никогда не расстраивался, потому что гадости любил
гораздо больше хороших вещей.
Мусорщик неплохо различал гадости и вещи, но он почему-то всегда
просил Васечкина делать из вещей гадости, и никогда - наоборот. А это
Васечкину не нравилось, потому что гадостей на его книжной полке и так
хватало.
А однажды Мусорщик принёс ему что-то непонятное. Вначале Васечкин