"Петра Рески. Палаццо Дарио " - читать интересную книгу автора

тронуть маленький кусочек его мрамора, как весь дворец бесшумно сложится и
рухнет во всемирно известный Большой канал. На цоколе дворца было
выгравировано GENIO URBIS JOANNES DARIO - "Джованни Дарио - гению города".
Выше устремлялись вверх три узких окна с заостренными сводами, закованные
тройными решетками, как будто им предназначалось защищать гарем. Мраморный
фасад был украшен медальонами из зеленого гранита и красного порфира - в
воде отражалось подкрашенное, нагримированное лицо дворца.
Но и эта красивая маска не могла скрыть бросающуюся в глаза
худосочность, хотя и оттеняла все три этажа - два piano nobile,
аристократических этажа, задуманных для осмотра, а не в качестве жилья, и
скромный, сдержанный верхний этаж. Палаццо жеманно потягивался и чванился
всем своим видом, но отдельно каждый этаж был не более чем импозантный
салон. На первом этаже располагался салон Мохамеда, названный так в честь
султана Мохамеда Il, которому архитектор Джованни Дарио был обязан своей
славой и состоянием. Эти помещения, по мнению Радомира, нуждались в особом
содержании и присмотре. На втором этаже располагался розовый салон. Рядом с
ним была библиотека, роскошная ванная, спальня Радомира, маленькие комнаты
для гостей и чуланы с кладовками.
Если бы стены Палаццо Дарио были прозрачными, подумала Ванда,
приближаясь к дому, глазам могла бы открыться такая картина: в кухне сидела
бы Мария, большая и широкая, как жаба-царица, склонившись над сборником
кроссвордов "Settimana enigmistica"*.
______________
* "Загадки на неделю".

Она почти всю жизнь прожила в Палаццо Дарио в качестве
домоправительницы. Новые владельцы приходили и уходили, а Мария оставалась.
Здесь она состарилась, лицо избороздили морщины и только мочки ушей сильно
увеличились. У нее была привычка выныривать из темноты палаццо в тот миг,
когда ее никто не ждал. Она неожиданно появлялась за спиной у кого-нибудь,
будто специально подкрадываясь из темноты, чтобы укусить свою жертву в шею.
Довольно пугливый Радомир все время грозил повесить ей колокольчик на шею. И
как ей удавалось бесшумно перемещать свое шарообразное тело по коридорам,
для всех оставалось загадкой.
Когда Ванда впервые встретила Марию, она не смогла понять ни единого
слова из того, что та наговорила. Слова Марии неслись на Ванду, как ураган.
Тут дело в диалекте, вначале считала Ванда. Как все венецианцы, Мария
говорила на том загадочном языке, из которого каждое следующее столетие
вымывались поочередно твердые согласные. На Ванду венецианский диалект
производил впечатление детского лопотания. Потом, правда, Ванда заметила,
что Марию не понимали и сами венецианцы. Ее никто не понимал. Радомира это
не смущало. "Важнее то, что она меня понимает", - говорил он.
В библиотеке второго этажа piano nobile она могла бы увидеть
темнокожего слугу Микеля, развалившегося в кресле и листающего "Vogue". Он
был втиснут в свою ливрею, как в облачение перед причастием. Воплощая свою
венецианскую мечту и обустраивая дворец, Радомир подчеркивал ценность каждой
мельчайшей детали и, конечно, не мог допустить, чтобы в его ренессансном
дворце на всемирно известном Большом канале не было настоящего венецианского
мавра.
- Только не надо филиппинцев, - часто повторял Радомир, - которые не