"М Ренуар. Валенсия" - читать интересную книгу автора

подошла к окну. Воцарилась неловкая тишина. Я не знал, что ответить ей на
этот довод и водопад страсти и, чувствуя себя виноватым, уткнулся в
журналы.
- Зачем мы с вами ушли от всех? - вдруг спросила она, - Там было
скучно, а здесь еще скучнее. Боже! Как надоела эта скука! Как опротивел мир
со всеми его мелкими, до смешного ничтожными людьми, с его никому не нужной
целомудренностью и лживой нравственностью, а в душе у нее зловонный букет
такого порока и разврата, что кажется, она сплошная багровая дыра, в
которую чуть ли не каждый раз вниз головой бросаются мужчины. А эти
безобразные псы, жаждущие вина и оргии, в минуты потрясения вдруг начинают
громко вещать о морали, о нравственности, пренебрежительно говорить -
шлюха, с которой вчера извивался в постели, вкушая сладости, которых ему
никто, кроме женщин, не даст... Вы смотрите, в каких условиях мы живем,
почему юбки должны быть до колен, а не ниже и не выше, почему я могу
оголить почти всю грудь, но только не соски? Почему я на пляже могу ходить
голая, а по городу обязательно одеваться с головы до ног? Чушь какая-то.
Вот мне хочется сейчас раздеться, я хочу отдохнуть от тугого платья, но вы
здесь и мне неудобно уже это делать, если вы не отвернетесь. Ну, что же вы
молчите? Ответьте мне.
- Я с вами во многом согласен, но кроме сочувствия ничего сказать не
могу. У меня это с кровью матери, еще из утробы. Мы, немцы, высоко ценим
целомудрие и нравственность, для нас это не просто слова, а культура жизни.
- Ах, вы мелете чепуху! - перебила она меня, раздраженно отмахиваясь,
- Мы... Немцы... У вас не меньше проституток, чем во Франции, вы тоже
толпами лезете смотреть голое ревю и печатаете миллионами порнографические
фотокарточки, - теребя свой шелковый платок, она прошлась по комнате и
подсела ко мне, - А все-таки, вы, немцы, необычный народ. В вас нет
бесшабашной веселости и милого юмора французов, в вас нет шокирующей
развязности американцев, нет культурной учтивости швейцарцев и раболепной
лести арабов. Салина сидела так близко ко мне, что я ощущал мелкую дрожь ее
ног. Задумчиво уставившись в пространство, она молчала.
- Зачем вы мучаете себя такими нелепыми мыслями? - спросил я ее,
как-то бессознательно опуская руку на ее колено. Она вздрогнула, как под
ударом электрического тока, взглянула на меня, отодвинулась.
- Идите в гостиную. Я хочу побыть одна, - и как бы извиняясь,
добавила, - Я от скуки совсем больна, а вы для меня неподходящее лекарство.
Идите, и если Карл еще не уехал, шепните ему, чтобы он пришел сюда. Мне
хотелось ее избить, месить как тесто, меня душило бешенство. Мое самолюбие
было растоптано ее острым изящным каблучком, и это требовало отмщения. Я
сдержал свой порыв ярости, вяло пожал ее холодную руку и вышел. Проходя в
дверь, я незаметно отодвинул гардину на окне так, чтобы образовалась
довольно приличная щель. В дом я не пошел, а спрятался в ближайшем кусте.
Через минуту, убедившись, что за мной не следят, я подошел к беседке и
отыскал свою щель. В полумраке я едва различил фигуру Салины. Она сидела
все на том же месте и в той же позе. Прошла минута, две, три. Она
нетерпеливо взглянула на часы, потом прошлась по комнате почти до двери и
вернулась к зеркалу. Потом она стала собирать журналы, подолгу разглядывая
некоторые из них. Уложив журналы на место в шкаф, она посмотрела на часы и
принялась расхаживать по комнате. Взглянув на дверь, она вдруг
остановилась, с минуту подумала и стала раздеваться. Сняла платье и