"Алексей Ремизов. Мартын Задека (собрание произведений в жанре снов)" - читать интересную книгу автора От Пифагора перехожу к "Слову", о тайне слова, Тигр внимательно следит
за моими мыслями, по его глазам замечаю. "Слово возбуждает дух, от слова умиляется сердце и яснеет ум. Но тайнее тайны слова - тайна слуха к слову. Слово беззвучно, звучит только по чувству кто его произносит и по чувству того, к кому обращено: не любить - не слышать, любить услышать, даже больше чем будет сказано. В начале было слово, нет, в начале было чувство - расположение к слову: без твоего чувства никогда не прозвучит слово - оно и самое высокое и самое громкое и самое сокровенное останется безразличным знаком, а если перевести на литературу, "ничего не понимаем". Тигр качнулся, и лапы его пригнулись. "Оживает!" подумал я. И выхожу - "дверей не буду затворять, я сейчас!" Слякотно как осенью. Ветром наносило на тротуар желтые листья. Пустынно и тоскливо, как на выставке собак. Ни ветер, ни листья, живые человеческие губы, вздрагивая, мне внятно повторяли: "Буду я тоской томиться..." Тигр по-прежнему стоял в головах, но голова его была глубоко наклонена. И я хожу по комнате и чувствую, что и не глядя, он следит за мной. "От любимого человека, продолжаю свою мысль, слово звучит совсем по другому и никогда не дойдет слово от нелюбимого". И я выхожу к Блоку. отрываясь, пишет: "Сам сказал". Я говорю ему о моем Тигре: "оживает, и что нам делать". "Потускнеет"! говорит Блок и поспешно свертывает рукопись уходить. "И что же осталось, говорю, от гармонии чисел и музыки небесных сфер?" "Пифагоровы штаны", ответил, не обертываясь, Блок. Стемнело. Или и всегда было темно, но только я сейчас так отчетливо понял всю мою темь. Окно без занавесей - пустые глаза. И два зеленые огонька мне сверкают из тьмы. Шопотом я покликал Блока и, не оглядываясь, тихонько вышел в коридор. И у меня такое чувство, лучше было бы пропасть, эти глаза - истомили. "Буду я тоской томиться..." - звучит мне и во мне переговаривает. По стенке пробирается кто-то, лица не вижу. Я коснулся до него рукой; шершавый. "Не видали ли, говорю, Блока, сидел у меня с Пифагором?" И тот, тряся лохмами, озирается, точно хочет сказать, что он не Блок и вовсе не Пифагор. И еще чьи-то руки и лохматая спина и не одна - как винные ягоды нанизаны, руками по стенке. "Куда вы, говорю, там нет никого!" И не могу понять, как они могли войти в дом, дверь заперта, или их впустил Блок. |
|
|