"Три товарища (обложка книги) " - читать интересную книгу автора

Кухарка схватила картину. Глаза ее увлажнились. От благодарности у нее
началась сильная икота.
- А теперь твоя очередь, - задумчиво произнес Ленц, обращаясь к детской
коляске.
Глаза Лины снова загорелись жадностью. Кузнец заметил, что никогда, мол,
нельзя знать, какая вещь может понадобиться человеку. При этом он так
расхохотался, что уронил бутылку с вином. Но Ленц решил, что с них хватит.
- Погодите-ка, я тут кое-что заметил, - сказал он и исчез. Через несколько
минут он пришел за коляской и укатил ее. - Всё в порядке, - сказал он,
вернувшись без коляски. Мы сели в кадилляк.
- Задарили, прямо как на рождество! - сказала Лина, протягивая нам на
прощанье красную лапу. Она стояла среди своего имущества и сияла от счастья.
Кузнец отозвал нас в сторону.
- Послушайте! - сказал он. - Если вам понадобится кого-нибудь вздуть, - мой
адрес: Лейбницштрассе шестнадцать, задний двор, второй этаж, левая дверь.
Ежели против вас будет несколько человек, я прихвачу с собой своих ребят.
- Договорились! - ответили мы и поехали. Миновав луна-парк и свернув за
угол, мы увидели нашу коляску и в ней настоящего младенца. Рядом стояла
бледная, еще не оправившаяся от смущения женщина.
- Здорово, а? - сказал Готтфрид.
- Отнесите ей и медвежат! - воскликнула Патриция. - Они там будут кстати!
- Разве что одного, - сказал Ленц. - Другой должен остаться у вас.
- Нет, отнесите обоих.
- Хорошо. - Ленц выскочил из машины, сунул женщине плюшевых зверят в руки
и, не дав ей опомниться, помчался обратно, словно его преследовали. - Вот, -
сказал он, переводя дух, - а теперь мне стало дурно от собственного
благородства. Высадите меня у "Интернационаля". Я обязательно должен выпить
коньяку.
Я высадил Ленца и отвез Патрицию домой. Всё было иначе, чем в прошлый раз.
Она стояла в дверях, и по ее лицу то и дело пробегал колеблющийся свет фонаря.
Она была великолепна. Мне очень хотелось остаться с ней.
- Спокойной ночи, - сказал я, - спите хорошо.
- Спокойной ночи.
Я глядел ей вслед, пока не погас свет на лестнице. Потом я сел в кадилляк
и поехал. Странное чувство овладело мной. Всё было так не похоже на другие
вечера, когда вдруг начинаешь сходить с ума по какой-нибудь девушке. Было
гораздо больше нежности, хотелось хоть раз почувствовать себя совсем
свободным. Унестись... Всё равно куда...
Я поехал к Ленцу в "Интернациональ". Там было почти пусто. В одном углу
сидела Фрицци со своим другом кельнером Алоисом. Они о чем-то спорили.
Готтфрид сидел с Мими и Валли на диванчике около стойки. Он вел себя весьма
галантно с ними, даже с бедной старенькой Мими.
Вскоре девицы ушли. Им надо было работать - подоспело самое время. Мими
кряхтела и вздыхала, жалуясь на склероз. Я подсел к Готтфриду.
- Говори сразу всё, - сказал я.
- Зачем, деточка? Ты делаешь всё совершенно правильно, - ответил он, к
моему изумлению.
Мне стало легче оттого, что он так просто отнесся ко всему.
- Мог бы раньше слово вымолвить, - сказал я. Он махнул рукой:
- Ерунда!