"Три товарища (обложка книги) " - читать интересную книгу автора

Георга, и столкнулся с фрау Залевски.
- Вот как, - изумленно спросила она, - вы здесь?
- Не решаюсь опровергать, - ответил я несколько раздраженно. Она покачала
головой в седых буклях:
- Не гуляете? Воистину, чудеса.
У Георга я пробыл недолго. Через четверть часа вернулся к себе. Подумал -
не выпить ли? Но не хотелось. Сел к окну и стал смотреть на улицу.
Сумерки раскинулись над кладбищем крыльями летучей мыши. Небо за домом
профсоюзов было золеным, как неспелое яблоко. Зажглись фонари, но темнота еще
не наступила, и казалось, что они зябнут. Порылся в книгах, потом достал
записку с номером телефона. В конце концов, почему бы не позвонить? Ведь я
почти обещал. Впрочем, может быть, ее сейчас и дома нет.
Я вышел в прихожую к телефону, снял трубку и назвал номер. Пока ждал
ответа, почувствовал, как из черного отверстия трубки подымается мягкой волной
легкое нетерпение. Девушка была дома. И когда ее низкий, хрипловатый голос
словно из другого мира донесся сюда, в прихожую фрау Залевски, и зазвучал
вдруг под головами диких кабанов, в запахе жира и звяканье посуды, - зазвучал
тихо и медленно, так, будто она думала над каждым словом, меня внезапно
покинуло чувство неудовлетворенности. Вместо того чтобы только справиться о
том, как она доехала, я договорился о встрече на послезавтра и лишь тогда
повесил трубку. И сразу ощутил, что всё вокруг уже не кажется мне таким
бессмысленным. "С ума сошел", - подумал я и покачал головой. Потом опять снял
трубку и позвонил Кестеру:
- Билеты еще у тебя, Отто?
- Да.
- Ну и отлично. Так я пойду с тобой на бокс. После бокса мы еще немного
побродили по ночному городу. Улицы были светлы и пустынны. Сияли вывески. В
витринах бессмысленно горел свет. В одной стояли голые восковые куклы с
раскрашенными лицами. Они выглядели призрачно и развратно. В другой сверкали
драгоценности. Потом был магазин, залитый белым светом, как собор. Витрины
пенились пестрым, сверкающим шелком. Перед входом в кино на корточках сидели
бледные изголодавшиеся люди. А рядом сверкала витрина продовольственного
магазина. В ней высились башни консервных банок, лежали упакованные в вату
вянущие яблоки, гроздья жирных гусей свисали, как белье с веревки,
нежно-желтыми и розовыми надрезами мерцали окорока, коричневые круглые
караваи хлеба и рядом копченые колбасы и печеночные паштеты.
Мы присели на скамью в сквере. Было прохладно. Луна висела над домами, как
большая белая лампа. Полночь давно прошла. Неподалеку на мостовой рабочие
разбили палатку. Там ремонтировали трамвайные рельсы. Шипели сварочные
аппараты, и снопы искр вздымались над склонившимися темными фигурами. Тут же,
словно полевые кухни, дымились асфальтные котлы.
Мы сидели; каждый думал о своем.
- А странно вот так в воскресенье, Отто, правда? Кестер кивнул.
- В конце концов радуешься, когда оно уже проходит, - сказал я задумчиво.
Кестер пожал плечами:
- Видимо, так привыкаешь гнуть спину в работе, что даже маленькая толика
свободы как-то мешает. Я поднял воротник:
- А что, собственно, мешает нам жить, Отто? Он поглядел на меня улыбаясь:
- Прежде было такое, что мешало, Робби.
- Правильно, - согласился я. - Но всё-таки? Вспышка автогена метнула на