"Александр Рекемчук. Мальчики" - читать интересную книгу автора

Летящие в звездной пыли!

Ну, хватит. Надо поберечь пластинку. Ни в одном магазине теперь ее уже
не купишь.
Между прочим, это моя пластинка. Не то что моя, а но казенная, как
проигрыватель, а совсем в другом смысле - м_о_я.
Именно я пою на этой пластинке. Я - Женя Прохоров.

2

А там, в Липецке, тоже было очень много деревьев. Там, я помню, весной
тоже цвели яблони, вишни, черемуха. Но я тогда еще плохо различал, где
какое дерево. Наверное, там больше всего было лип - поэтому, я думаю, и
город назывался Липецком.
Это я очень хорошо помню: деревья огромные, раскидистые, заслоняющие
небо.
Вообще-то я очень мало что запомнил из той моей детской, детдомовской
поры. Разве что накрепко врезались в мою память какие-то совсем
незначительные и пустяковые вещи.
Есть такое выражение - нить памяти.
Так вот для меня этой нитью, самым ее началом, и вправду оказалась нить
- простая нитка. Белая нитка, которой было обметано по краю мое байковое
одеяло. Ночью я этим одеялом укрывался и спал под ним. Зато в мертвый час
(там он, конечно, был тоже) я нашел себе прекрасное занятие, позволявшее
этот час скоротать. Я потихоньку распутывал белую нитку. А она была
заплетена довольно хитро - уголками, загогулинами. Поэтому работа была
довольно кропотливая, медленная: за каждый мертвый час я успевал распутать
всего две-три загогулины. А их на одеяле было сто или даже больше - я
тогда еще не умел считать далее ста. Кроме того, такой же белой ниткой был
обметан и другой край одеяла, тот, что в ногах. И, покончив с одним краем,
можно было приняться за другой. Стало быть, этой работы мне бы хватило
очень надолго,
Однако мне не суждено было завершить начатого дела - я добрался всего
лишь до половины верхнего края, и на том все оборвалось.
В один прекрасный день нас собрали в самой большой комнате детдома, где
мы обычно играли в разные игры, водили хороводы, пели, а еще там делали
утреннюю зарядку.
Это была большая комната, увешанная разноцветными флажками и гирляндами,
которые мы сами вырезали и клеили. И висел там портрет Володи Ульянова -
когда он еще был кудрявый мальчик, когда он еще не знал, что он Ленин.
В этой большой комнате стояло пианино, на котором Роза Михайловна -
наша музыкальная воспитательница - играла, когда мы плясали и пели. А
потом это пианино запирали на ключ.
То есть сперва его оставляли незапертым, и, понятное дело, то один из
нас, то другой, пробегая по залу, не отказывал себе в удовольствии поднять
крышку: трам-блям... чи-жик, пы-жик...
Я тоже себе не отказывал. Только мне вовсе не хотелось заниматься этим
на ходу, на бегу. Я залезал на вертящуюся табуретку, усаживался
поосновательней и брался за дело. Тыча в клавиши одним пальцем, я наигрывал
разные песни, которые слыхал по радио - у нас в спальне висел репродуктор.