"Властитель Дерини" - читать интересную книгу автора (Куртц Кэтрин)

Глава XI «Покойны шатры у грабителей и безопасны у раздражающих господа»[11]

Дерри вздрогнул и застонал, когда кто-то стал ощупывать его раненую руку.

Он покачнулся, а тем временем его вынули из седла и почти волоком оттащили на мягкую траву. Три вооруженных солдата крепко прижали его руки и ноги к земле — три суровых воина в бело-голубой форме графа Марлийского. Один из них держал обнаженный кинжал у самого горла пленника. Четвертый человек, судя по одежде, полевой лекарь, стал на колени возле головы Дерри; он невесело крякнул, увидев рану вблизи, и начал ее перевязывать. Дерри видел, как собравшиеся вокруг солдаты внимательно разглядывают его, и вдруг с ужасом осознал, что бегство невозможно.

Когда лекарь кончил перевязывать рану, один из охранников взял кусок перевязи и крепко стянул им руки Дерри, потом выпрямился, странно взглянул на пленника, как будто тот ему кого-то напоминал, и исчез из виду. Дерри с трудом приподнял голову, пытаясь осмотреться, но тут державший его человек встал и отошел.

Дерри снова находился в лагере, и лежал он в тени низкой палатки из коричневой кожи. Места он не узнавал, так как раньше видел только малую часть лагеря, но без сомнения он был сейчас где-то в центре.

Палатка была того типа, какими обычно пользовались в Восточной Марке — широкая и приземистая, но с нарядным навершием, по-видимому, офицерская. Он подумал о том, кому бы палатка могла принадлежать, ведь никого в таком звании поблизости не было. Может быть, солдаты не понимают, какого важного пленника поймали? Тогда ему нужно избегать встречи с кем-нибудь чином повыше, кто мог бы его опознать.

С другой стороны, если они не понимают, кто он, и принимают его за обычного шпиона, он даже не сможет оправдаться: его просто казнят без лишних слов.

Но они перевязали его рану — а это не имело бы смысла, собирайся они попросту убить его. Он удивился: где же их командир?

И как только он об этом подумал, высокий человек средних лет в кольчуге и золотисто-голубой накидке подошел и отдал одному из солдат свой шлем. Все — и худощавое породистое лицо, и осанка, и уверенные движения — обличало в нем опытного воина. Рукоятка его меча и тяжелая золотая цепь на шее были украшены жемчугом. Дерри сразу узнал барона Восточной Марки Кэмпбелла. Интересно, а он узнал его?

— Ну что у нас здесь? Тебя послал король, парень?

Дерри нахмурился, пытаясь понять, притворяется этот человек или действительно не узнает его.

— Конечно, король, — наконец сказал он, стараясь, чтобы в его голосе прозвучало негодование. — Вы так всегда принимаете королевских посланников?

— Так значит, ты и есть королевский посланник? — спросил Кэмпбелл, насмешливо склонив голову. — Солдаты мне этого не сказали.

— Они и не спрашивали, — презрительно произнес Дерри, с вызовом закидывая голову. — Да и потом, у меня поручение не к солдатам. Я ехал в войско герцога Эвана по королевскому приказу. Я надеюсь, вы извинитесь за произошедшее недоразумение.

— Ага, конечно же, это недоразумение, парень, — пробормотал Кэмпбелл, подозрительно оглядывая Дерри. — Тебя приметили, когда ты крался вдоль лагеря; ты солгал нашим людям, которые окликнули тебя и спросили, кто ты; ты убил солдата, который попытался задержать тебя. Чем ты докажешь, что ты — королевский гонец, а не шпион? Я думаю, ты обычный шпион. Как тебя зовут, парень?

— Я не шпион. Я посланец короля. А мое имя и моя весть — не для ваших ушей! — выпалил Дерри. — Вот узнает король, как вы тут…

Кэмпбелл резко склонился и схватил Дерри за ворот куртки.

— А ну не смей так разговаривать со мной, мальчишка! Хочешь дожить до старости — попридержи язык, прежде чем другой раз вздумаешь нести околесицу. Я достаточно ясно сказал?

Дерри содрогнулся от железной хватки барона и предпочел оставить возражения при себе. Слабым движением головы он дал понять, что смиряется. Кэмпбелл ослабил зажим, и Дерри смог вздохнуть.

— Отведите-ка этого человека к его милости лорду Брэну, — сказал барон, отпуская кольчугу Дерри и выпрямляясь. — У меня нет времени точить с ним лясы. Может быть, друзья нашего лорда, все эти Дерини, выудят у него правду.

При этих словах Дерри подняли на ноги и повели куда-то. Пока они шли по лагерю, солдаты провожали их удивленными взглядами, и несколько раз Дерри показалось, что его узнали, но никто не подал и виду, а сам Дерри кое-как держался на ногах; и ему было не до того. Да и это уже не имело значения. Уж Брэн Корис хорошо знает, кто он такой и откуда.

Через редкую дубовую рощу его провели к бело-голубому шатру, возвышавшемуся среди бархатной зелени травы. Центральную площадку лагеря окружали другие палатки, немного меньших размеров, но тоже яркие, с нарядными штандартами, привлекающими взгляд. Отсюда же открывался вид на реку Кардос, голубую и в это время года многоводную.

Воины, сопровождавшие Дерри, замедлили шаги, и его заставили преклонить колени перед серебристо-черной палаткой, следующей за бело-голубой. Раненая рука его сильно болела, кисти затекли, скрученные конскими поводьями.

Из шатра раздавались голоса громко спорящих мужчин, хотя слов из-за плотного полотна было не разобрать. Помедлив мгновение, барон Кэмпбелл вошел в палатку. До слуха Дерри донесся возбужденный шепот и, наконец, отчетливые слова Брэна:

— Шпион? Черт возьми, Кэмпбелл, вы прервали меня, чтобы сказать, что поймали шпиона?!

— Кажется, это не простой шпион, милорд. Это… ну, посмотрите лучше сами.

— Ладно. Я сейчас вернусь, Лионель.

Когда Кэмпбелл вышел из палатки, а следом за ним показался худощавый человек в голубой тунике, сердце Дерри оборвалось, и он опустил голову. Тот был уже рядом — Дерри слышал его дыхание, видел в траве перед собой пару сапог. Скрываться дольше было бесполезно: Дерри поднял голову и увидел знакомое лицо Брэна Кориса.

— Шон лорд Дерри! — воскликнул Брэн. Его голубые глаза стали холодны. — Как поживает мой любезный коллега по Королевскому Совету? Уж не предали ли вы своего дорогого Моргана? — Глаза Дерри вспыхнули. — Нет, не думаю. Милорд Лионель, смотрите, кого Морган послал к нам. Своего любимого шпиона.

Лионель вышел из палатки и с удивлением посмотрел на Дерри. Был он высокий, по-своему величественный, темнобородый, с сурово сжатыми тонкими губами. На нем был плащ из тончайшего белого шелка, доходивший до пят; из-за ворота плаща была видна кольчуга, а под ней — малиновая рубашка. На поясе у него висел кинжал в нарядных ножнах. Длинные черные волосы были собраны в пучок на затылке и скреплены серебряным обручем. Жемчуг, украшавший браслеты на его запястьях, вспыхивал красным, зеленым и фиолетовым, когда он сложил руки на груди.

— Да, это мальчишка Моргана, — сказал Лионель, тоже смерив Дерри ледяным взглядом.

— Шон лорд Дерри, — сказал Брэн, кивнув. — Келсон включил его в Совет на освободившееся место лорда Ральсона. Он был некоторое время оруженосцем Моргана. Где вы нашли его, Кэмпбелл?

— На дороге к югу отсюда, милорд. Патруль поймал его коня и дождался, пока он вернется назад. Он оказал сопротивление. Погиб Петер Дэвенси.

— Дэвенси. Такой толстый бойкий парень?

— Он самый, милорд.

Брэн, коснувшись пальцами жемчужной цепочки у себя на груди, несколько мгновений смотрел на Дерри. Дерри показалось даже, что сейчас Брэн ударит его, и он уже весь сжался, но этого не случилось. Обуздав гнев, Брэн обратил взор к Лионелю и старался больше не смотреть на Дерри.

— Будь этот человек всецело в моей власти, он бы сегодня же умер за то, что сделал, — процедил Брэн сквозь зубы. — Однако я не ослеп от гнева и вижу, что эта птичка может еще понадобиться Венциту. Спросите своего родственника, как он прикажет мне поступить с этой мразью?

С кратким поклоном Лионель повернулся и проследовал в свою палатку, Брэн последовал за ним. Они остановились у самого входа, их силуэты отчетливо были видны на полотне палатки. Над их головами вспыхнул какой-то свет, и внезапно Дерри понял, что они связываются с Венцитом при помощи магии. Через несколько мгновений Брэн вышел из палатки один с задумчивым и слегка изумленным видом.

— Ну что ж, лорд Дерри, выходит, что вы прощены, ибо избавляетесь от наказания, полагающегося шпионам, и вместо этого удостоитесь чести быть сегодня гостем его величества короля Венцита в Кардосе. Не могу ничего обещать относительно приема, который вы там встретите: торентские обычаи, как мне кажется, порой весьма причудливы. Но вам, может быть, понравится. Кэмпбелл?

— Да, милорд.

Брэн мрачно взглянул на связанного Дерри.

— Посадите его на коня и уберите с глаз моих подальше. Мне противно видеть его.

Морган окинул взглядом крошечную приемную, провел рукой по свежевыбритым щекам и взглянул в высокое зарешеченное окно. Снаружи темнело. К ночи, как это часто бывало в этом горном краю, сгустился туман, окутывая всю Дхассу мрачной и таинственной пеленой. Хотя еще не совсем стемнело, уже начали зажигать факелы, и их бледные огни угрожающе мерцали в тихих сумерках. Улицы, час назад полные солдат, теперь были почти пусты, только слева он видел горделивого часового у ворот Собора Святого Сенона; десятки вооруженных людей и простых горожан прошли уже через эти ворота. Когда толпа у входа рассеивалась, Моргану удавалось разглядеть главный неф; там было светло, как днем, от сотен зажженных свечей. Вот-вот и они с Дунканом вместе с архиепископами войдут в эти врата. Интересно, как их примут?

Морган со вздохом отвернулся от окна и взглянул в другой конец комнаты, где на низкой деревянной скамейке сидел Дункан. Рядом с ним стояла зажженная свеча — священник погрузился в чтение книги в кожаном переплете с золотым обрезом. Как и Морган, он был одет в лиловое, чисто выбрит, кожа на его лице, там где была борода, странно белела в полумраке. Он еще не застегнул мантию — в часовне было тепло, сюда не проникала вечерняя сырость. На ногах его были кожаные сапоги, под плащом — белая туника без всяких украшений. Так же был одет и сам Морган, только на пальцах его по-прежнему красовались перстни со львом и грифоном. Он встал и подошел к Дункану, но тот, занятый своими мыслями, казалось, не замечал его.

— Ты не устал так вот ждать? — спросил Морган.

Дункан оторвался от чтения и улыбнулся.

— Немного. Но, знаешь, священников рано приучают к терпению. А еще нас учат быть хорошими актерами. Почему бы тебе не перестать расхаживать и не попытаться расслабиться? Все же заметил.

Морган тяжело опустился на скамейку рядом с Дунканом и прислонился головой к стене, сложив руки на груди.

— Расслабиться? Легко сказать. Ты-то любишь ритуалы. Ты всю жизнь имел дело со священными церемониями. А я чувствую себя скверно, мне кажется, что я сейчас умру от голода. Я не ел ни крошки целый день.

— Я тоже.

— Но ты, похоже, переносишь это легче. Не забывай, что я всего-навсего жалкий дворянин, привыкший потакать своим прихотям. Даже глоток этого гнусного дхасского вина был бы сейчас кстати.

Дункан закрыл книгу и с улыбкой прислонился к стене.

— Ты не думаешь, что говоришь. Представь, как подействует вино, выпитое на голодный желудок. Да и потом, зная здешнее пойло, я предпочел бы умереть от жажды.

— Да, пожалуй ты прав, — улыбнулся Морган. Он закрыл глаза. — Пойдем продемонстрируем, что делает пост. Он не смиряет дух, а лишь умерщвляет плоть.

— Ну, я думаю, что епископы не оставят нас на произвол судьбы, — хмыкнул Дункан. — Вряд ли им понравится, если мы во время церемонии грохнемся в обморок от голода.

— Тебе, конечно, лучше знать, — усмехнулся Морган, подымаясь и вновь начиная расхаживать. — Может быть, грохнуться в обморок — это лучшее, что мы можем там сделать. Послушай, как звучит: «По трехдневном посте души кающихся Дерини источились печалью, и сердца их очистились, и они поверглись оземь пред лицом Господа». — Ты знаешь, что…

В это мгновение раздался щелчок входного замка. Дункан прервался на полуслове, вставая на ноги и глядя на Моргана. Вошел епископ Кардиель — на нем была багровая сутана, стелившаяся за ним по полу. Его сопровождал монах в черном плаще с капюшоном. Морган и Дункан, склонившись, поцеловали кольцо на руке епископа. Монах достал и протянул Кардиелю сложенный лист пергамента.

— Еще час, — тихо сказал епископ, беря Моргана за руки и тревожно поглядывая в окно. — Это от короля. Он желает нам успеха сегодня вечером и выезжает, чтобы увидеться с нами послезавтра в Кор Рамете. Надеюсь, мы не разочаруем его.

— Разочаруем? — Морган, который уже поднес свечу к письму, чтобы прочесть его, удивленно взглянул на епископа. — Почему? Разве что-то не так?

— Пока ничего, — сказал Кардиель, подал письмо, и Морган без слов взял его. — А у вас нет никаких вопросов по поводу сегодняшней церемонии?

— Отец Хью несколько часов назад разговаривал с нами, ваше преосвященство, — осторожно произнес Дункан, не сводя глаз с Кардиеля. — Милорд, если возникли какие-то сложности, мы хотели бы знать об этом.

Кардиель долго смотрел на них, потом отвернулся, опершись одной рукой на высокий подоконник. Обдумывая свои слова, он несколько секунд смотрел в окно, потом повернулся к Моргану и Дункану. Его поседевшая голова выделялась светлым пятном на фоне темного неба. Из-под загнувшегося рукава сутаны был виден белоснежный стихарь, и Морган вдруг понял, что епископ прервал церемонию облачения, спеша посетить их. Что же он намерен сказать?

— Знаете, вы произвели хорошее впечатление во время процессии, — с улыбкой произнес Кардиель. — Народ любит публичное покаяние грешников. Возможно, это помогает им лучше осознать собственную добропорядочность. Честно говоря, большинство тех, кто будет присутствовать сегодня на церемонии, хочет поверить в искренность вашего примирения с Церковью.

— Тем не менее… — Морган не договорил.

Кардиель опустил глаза.

— Да, всегда есть «тем не менее», не так ли? — Он посмотрел прямо в глаза Моргану. — Аларик, поверьте, я доверяю вам, вам обоим, — он перевел взгляд на Дункана, — но… Есть люди, которые и сейчас относятся к вам с предубеждением. Только чудо убедит их в том, что вы не замышляете ничего худого.

— Не просите же вы нас совершить чудо? — прошептал Морган, удивленно глядя на Кардиеля.

— Боже мой, нет! Вот уж чего я нисколько не хочу, — Кардиель покачал головой. — Однако вот что я должен вам сказать. — Он сжал пальцы и посмотрел на свое епископское кольцо. — Аларик, я уже четыре года епископ Дхассы. И за эти четыре года, и во времена пяти моих предшественников в Дхасской епархии ни разу не было никаких скандалов…

— Вы должны были думать об этом тогда, когда пошли наперекор Курии, милорд.

— Я сделал то, что должен был сделать.

— Так говорит ваш рассудок, — сказал Дункан, — но ваше сердце боится: вдруг эти двое Дерини что-нибудь натворят.

Кардиель посмотрел на них и прочистил горло.

— Ну, может быть, — он снова кашлянул, — может быть и так. Дункан, — помолчав, сказал он. — Я прошу вас дать мне слово, что вы не будете использовать там свое могущество — вы оба. Что бы ни случилось, я должен быть уверен, что вы не совершите ничего необычного, что будете вести себя как все кающиеся, что приходят в мой собор, дабы примириться с церковью. Уверен, что вы понимаете важность моей просьбы.

Морган опустил глаза и задумчиво сжал губы.

— Я полагаю, Арилан знает, с чем вы отправились к нам?

— Да.

— И что он думает об этом?

— Он согласен. Не должно быть никакой магии.

— Что ж, если мы должны дать вам слово, я со своей стороны даю.

— Я тоже, — сказал Морган после недолгой паузы.

Кардиель облегченно вздохнул.

— Благодарю вас. Я сейчас ненадолго оставлю вас вдвоем. Полагаю, что вы хотите подготовиться к церемонии. Мы с Ариланом вскоре зайдем за вами.

Когда дверь за Кардиелем закрылась, Дункан посмотрел на своего кузена. Морган повернулся, провожая епископа взглядом, и теперь свеча, стоявшая на краю скамейки, бросала глубокую тень на его задумчивое и сосредоточенное лицо. Тревожные мысли зашевелились в голове Дункана, он встал с места и подошел к своему родичу.

— Аларик, — тихо сказал он. — Что…

Морган посмотрел на дверь и, перекрестив скамейку, опустился перед ней на колени.

— Я боюсь, что пренебрегал молитвой последние недели, Дункан, — прошептал он, приглашая Дункана присоединиться к нему и вновь бросая взгляд на дверь. — Ты помолишься со мной?

Дункан безмолвно опустился на колени и перекрестился, но в глазах его по-прежнему таился вопрос. Он хотел что-то сказать, искоса взглянув на дверь, но увидел, как губы Моргана шепнули краткое: «Нет», и покорно склонил голову.

Придвинувшись к кузену поближе, он зашептал так тихо, как только мог.

— Скажи мне, в чем дело. Я знаю, ты боишься, что за нами следят, но в чем же дело? Ты помедлил, прежде чем дать слово Кардиелю, — почему?

— Потому что я не был уверен, что сдержу его, — прошептал Морган.

— Не сдержишь? — ответил Дункан, подняв от неожиданности голову. — Но почему? Что случилось?

Морган покосился на дверь и снова опустился на колени.

— Дерри. Он должен был вступить с нами в контакт вчера… Или сегодня. Условленное время как раз приходится на середину церемонии.

— Боже мой! — У Дункана перехватило дыхание, но тут он вспомнил, что «молится», и снова склонил голову. — Аларик, мы не должны связываться с Дерри прямо в Соборе, раз уж дали слово Кардиелю. Если нас поймают…

Морган слабо кивнул.

— Знаю. Но выбора нет. Я боюсь, что с Дерри что-то случилось. Нужно найти возможность связаться с ним и при этом не попасться.

Дункан закрыл лицо руками и вздохнул.

— Я чувствовал, что ты все время о чем-то думаешь. У тебя есть план?

Морган снова наклонил голову и посмотрел на Дункана.

— Да. В литургии есть несколько мест — и во время самой церемонии и во время последующей мессы, — когда к нам не будут обращаться. В эти минуты я попытаюсь поговорить с Дерри, а ты последишь, не наблюдают ли за нами. Если увидишь что-то неладное, я прервусь. Ты можешь…

Он замолчал и склонил голову в глубоком поклоне: дверь открылась. Оба перекрестились, увидев, как в комнату входит Кардиель, сопровождаемый Ариланом. Оба были в лиловых облачениях, украшенных жемчугом митрах и с распятиями в руках. За ними следовали монахи в черных плащах с капюшонами, каждый с зажженной свечой.

— Мы можем начинать — если вы готовы… — сказал Арилан. Лиловая сутана необыкновенно сочеталась с его фиалковыми глазами; при свете свечей таинственно мерцал аметист в его перстне.

Морган и Дункан, поклонившись, последовали за процессией. На город опускалась ночь.

В Рильском ущелье было уже темно, когда Дерри и его конвоиры наконец достигли Кардосы. Дерри привязали к седлу — как багажный тюк, и он был уверен, что это сделали, чтобы еще сильнее унизить его. Полпути, пока ехали в гору, его голова свешивалась со спины лошади, ему было холодно, он весь промок. Всякий раз, когда переходили вброд реку, его голова оказывалась под водой. Руки, связанные поводьями, затекли и опухли, ноги превратились в ледышки.

Но людей, сопровождавших его, это ничуть не беспокоило. Лишь когда они остановились в маленьком темном дворе, веревки, связывавшие Дерри, перерезали, и он свалился с седла. Его раненое плечо сильно болело, и он чуть не потерял сознание от боли. Дерри едва стоял на ногах и был почти рад, что стражники поддерживают его с двух сторон.

Дерри попытался осмотреться, надеясь, что это поможет ему забыть о боли. Они находились в Эсгаир Ду — неприступной черной крепости, преграждавшей дорогу в Кардосу. Дерри видел только огромный крепостной вал, но больше ничего разглядеть ему не удалось, так как двое солдат в белых фурстанских мундирах подошли и взяли его у конвойных — прикосновение их грубых пальцев опять доставило ему жуткую боль.

Он старался запомнить дорогу — бесчисленные переходы и повороты, по которым его вели, но ноги плохо повиновались ему, боль была слишком сильной, а дорога слишком запутанной, и он почти ничего не запомнил. Они дошли до обитой железом двери, один солдат втолкнул его в комнату, другой запер дверь ключом. Вспомнить, как он добрался от двери до кресла и опустился в него, Дерри потом тоже не мог.

Конвойные привязали его руки к ручкам кресла и ушли. Постепенно боль ослабела, и Дерри открыл глаза, заставляя себя осмотреть комнату.

Это была одна из отборных темниц в Эсгаир Ду. При свете факелов он разглядел, что пол покрыт соломой. Стены не были сырыми, это его весьма удивило и обрадовало — он почему-то больше всего боялся сырости тюремных стен.

И все-таки его окружали стены темницы, и в них там и сям были вставлены железные кольца, а на кольцах — цепи и другие приспособления, о предназначении которых он предпочитал не думать. Еще он разглядел какой-то обитый кожей сундук, производивший довольно зловещее впечатление: было совершенно неясно, зачем он здесь. На сундуке поблескивал какой-то металлический значок, бросавшийся в глаза на гладкой черной коже. Но свет был слишком тусклым, а сундук находился слишком далеко, Дерри так ничего и не разобрал, однако понял, что сундук находится здесь не случайно и что ему совсем не хочется встречаться с его владельцем. Оторвав от него глаза, он продолжил осмотр комнаты.

Вдруг он понял, что здесь есть окно, почти незаметное в сумеречном свете. Дерри присмотрелся: узкое и высокое, несколько футов в глубину и не больше десяти дюймов в ширину, окно было зарешечено; даже если бы он мог подойти к нему, через эту узкую щелочку ему ничего бы не удалось разглядеть. Кроме того, он, пожалуй, даже не смог бы дотянуться до окна, — на гладко обтесанных камнях стены не было ни единой выщербинки.

Дерри еще раз окинул взглядом темницу и вздохнул. Да, отсюда не уйти. Все это навевало мысли о самоубийстве — но он понимал, что мертвым не принесет уж совсем никакой пользы. А если будет жив — может быть, сумеет уйти или хотя бы передать Моргану, пока не поздно, то, что ему довелось узнать.

А что он скажет герцогу Аларику, если успеет? Дерри задумался. Что ж, хорошо, пока у него не сняли с шеи медальон Святого Камбера, еще есть возможность связаться с Морганом и сообщить все самое важное.

Он рассчитал в уме, когда герцог ожидает связи с ним, осознавая, что может случиться, если он будет небрежен. Он должен был это сделать — должен, хотя не представлял, как это ему удастся в его нынешнем состоянии.

Глубоко вздохнув и помолившись, чтобы ему было даровано время сделать то, что он должен, Дерри попытался принять более удобную позу и сосредоточиться на медальоне. Морган говорил ему, что нужно взять медальон в руки, но сейчас это было, разумеется, невозможно, и он надеялся, что хотя бы прикосновение медальона к коже груди как-нибудь поможет ему.

Вот он. Дерри почувствовал медальон чуть левее середины груди. Только бы получилось…

Дерри закрыл глаза, попытался представить себе медальон, вообразить, что он у него в правой руке. В его мыслях возникли слова заклинаний, которым учил его Морган. Он ощутил, как в его пустой ладони словно бы ожило воспоминание о медальоне Камбера, и стал погружаться в забытье; его тело ощутило приятную прохладу — это были первые признаки транса. И вдруг Дерри с ужасом услышал скрип дверных петель и шаги. За спиной у него появился кто-то с факелом, и он с трудом удержался, чтобы не повернуть голову и не посмотреть, кто там.

— Хорошо, я позабочусь об этом, — сказал холодный, учтивый голос. — Диган, у вас еще что-нибудь?

— Только депеша от герцога Лионеля, государь, — подобострастно ответил второй голос.

Дерри услышал хруст разламываемой печати и шелест пергамента. Он ощутил холодок в желудке, услышав эти слова, — потому что только одного человека могли звать в Эсгаир Ду «государь». Не успел он осознать этот печальный факт, как в темницу вошел кто-то еще, и на стену легла огромная устрашающая тень. Сердце Дерри оборвалось. Он понимал, что размеры тени не соответствуют настоящему росту ее владельца, и все-таки его охватил дикий ужас. Каждым уголком своего сознания Дерри знал и то, что один из этих людей — Венцит Торентский, а это значит, что теперь с Морганом не связаться.

— Я разберусь с этим, Диган. Оставьте нас, — произнес ровный голос.

Судя по звуку, пергамент сложили, потом кто-то, поскрипывая кожей ремней, направился к двери. Дверь со щелчком закрылась, свет факела сдвинулся влево, но приближались к Дерри с правой стороны.

Мягкий звук шагов по соломе отзывался в голове Дерри, как бой сотен колоколов.