Глава 1. Талисман

Кровавый шар тлел затаенным блеском в полумраке сокровищницы. Огонь его был сейчас незаметен, скрытый пологом заклинаний, хранивших сокровище от чужой и жадной руки, и камень казался обычным рубином - багровым, темного оттенка и изрядной величины, без малого с кулак. Но в сундуках Конана, аквилонского владыки, нашлись бы рубины и побольше и поярче цветом, не говоря уж о редкостных алых алмазах, подобных сгусткам застывшего пламени. Были у него и другие красные камни, радующие глаз переливами утренней зари или тихим вечерним сиянием заката; были огненные опалы из Черных Королевств, были розовые жемчужины с островов Вендийского моря, был полупрозрачный багряный нефрит из далекого Кхитая. И другие камни хранились в сокровищнице, золотистые и белые, цвета солнца, луны и северных снегов, синие и голубые, оттенков моря и неба, темно-фиолетовые и прозрачные, цвета ночи и дня, серые с игристыми блестками и мрачно-черные, цвета драгоценной парчи и бархата, желто-коричневые и зеленые, напоминавшие тигриные и кошачьи глаза. Но красных самоцветов скопилось тут особенно много, ибо были они к лицу Зенобии, прекрасной королеве Конана.

Но все эти груды драгоценностей, включая и золото в слитках и монетах, лежали в ларчиках, ларцах и сундуках, в мешках и мешочках, в шкатулках и кошелях, тогда как багровому шару было отведено особое место - в дальнем конце помещения, в алькове под стрельчатыми сводами, на невысоком постаменте из черного мрамора. И всякий гость, коего Конан приводил сюда - дабы наградить или внушить уважение и страх своим несметным богатством - мог любоваться багровым рубином беспрепятственно и думать о том, что камень сей стоит дороже всех сокровищ земных. Не только лежавших здесь, в продолговатом длинном зале под тарантийским дворцом*) владык Аквилонии, но и тех, что принадлежали прочим императорам и королям, князьям и нобилям, купцам и торговцам, сколько бы не насчитывалось их на Туранском материке**) от западных до восточных морей.

Ибо этот тлеющий рубиновый шар был Сердцем Бога. Сердцем Аримана, источником космической силы, кровавым сердцем тьмы, пришедшим из самых глубин времени! Могучим и таинственным амулетом, хранителем Аквилонского королевства.

Двое стояли перед ним: огромный мускулистый мужчина в богатых одеждах, синеглазый, с темной гривой волос, и мальчик, гибкий и стройный, высокий не по возрасту, с такими же синими глазами и черными локонами, падавшими на плечи. Конан, король Аквилонии, величайший из хайборийских владык, и принц Конн, его единственный сын и наследник.

Конан был не молод, но годы не согнули его могучего стана, и лишь редкая седина в волосах да морщинки у глаз намекали, что повелителю Аквилонии уже за пятьдесят. Конну было семь, но выглядел он на все десять, ибо отцовская кровь в юном принце превозмогала материнскую: он обещал вырасти таким же гигантом с крепкими мышцами, и от хрупкой тоненькой Зенобии унаследовал лишь изящную форму пальцев, высокий лоб и длинные шелковые ресницы. Все остальное было отцовским - упрямый подбородок, широковатые скулы, смуглая кожа, глаза, гордый разворот плеч, рост и стать. Уже год, как юный принц покинул женские покои и, отданный в неласковые руки наставников-мужчин, обучался воинскому делу и прочим искусствам, необходимым будущему правителю могучей и славной державы.

В благородных аквилонских семействах мальчик считался юношей с двенадцати лет, но обычаи Киммерии были не такими мягкими; там уже на десятую весну мальчишкам вручалось копье, и каждый из них мог в одиночку справиться с волком. Для Конна и этот срок был сокращен - ведь он являлся принцем, а значит, ему полагалось раньше взрослеть и раньше взять в руки оружие. И не только оружие.

Задумчиво глядя на темный рубиновый шар, Конан, король Аквилонии, произнес:

– Вот сердце нашей страны, сын мой. И ты должен держать его так же крепко, как меч, корону и щит. Корона - знак твоей власти и силы; меч сразит твоих врагов, щит прикроет в бою. Но если нет сердца, то нет ни власти, ни силы, чтоб удержать оружие. Вырви сердце у человека, и он погибнет. Так погибнет и страна, лишенная своего талисмана и покровительства богов. Земли ее придут в запустение, рухнут замки и башни, песок засыплет каналы, поля станут лесом или степью, женщины перестанут рождать детей, храбрость покинет мужчин… И тогда придет враг! Придет и завладеет всем, что еще осталось!

– Это правда, отец? Правда? - Синие глаза сына тревожно смотрели на короля. Пожав плечами, он с неохотой признался:

– Правда, пока люди верят в эту правду и считают, что колдовские чары и сила талисмана на их стороне. Такая вера поддерживает их и ведет победам… Может, не камень, а вера в него и в богов - истинная сила! Но я… - он остановился, будто признание давалось ему с трудом, - я, сынок, не слишком рассчитывал на амулеты, волшбу и божественную милость. Я все взял сам: и власть, и богатство, и этот камень.

Взгляд юного Конна обратился к самоцвету, казавшемуся почти таким же темным, как постамент из черного мрамора. Он долго рассматривал его, и король не мешал сыну, не нарушая ни словом, ни жестом глубокую тишину подземного зала. На гладких каменных стенах хранилища мерцали светильники, по сводчатому потолку скользили тени, а пол было трудно разглядеть, так как скрывался он под грудами и горами всякого добра. В самом низу стояли тут огромные сундуки из кедровых досок, обтянутые кожей; в них, в строгом порядке, хранились драгоценное оружие, сосуды из золота и серебра, хрустальные и металлические кубки и чаши, изукрашенные самоцветами, кувшины и подносы, разнообразная дорогая утварь и рулоны тканей - бархата, парчи и кхитайского шелка, что привозили с восточной оконечности земли. На сундуках громоздились сундучки и ларцы поменьше, с наголовными обручами и диадемами, браслетами, золотыми цепями и ожерельями, заколками для плащей, поясами и всем прочим, что украшает одежду знатных. Еще выше стояли шкатулки, деревянные и серебряные, инкрустированные перламутром, с тонкой чеканкой либо резьбой, набитые серьгами, кольцами и перстнями, а также иными редкостными изделиями небольшого размера. Противоположный алькову конец сокровищница был до самого потолка завален прочными кожаными мешками, в коих хранились монеты пятидесяти стран, от Кхитая и Вендии до Стигии и Зингары. За мешками, в самом углу, высился штабель золотых брусков, каждый размером в ладонь и толщиной в два пальца.

Наконец юный принц оторвался от созерцания граненого багрового шара и поднял глаза на Конана.

– Тусклый… - прошептал он. - Тусклый камень… В чем его магия, отец?

– Тусклый, - подтвердил король. - Защитные заклятья скрывают истинный его блеск. Их наложил Хадрат, жрец Асуры… но о том ты не должен говорить никому, сынок.

– Я не скажу. Но магия… в чем его магия? - повторил Конн, подняв к отцу серьезное личико с огромными синими глазами.

– Сначало не о магии камня, а о чарах Хадрата, - произнес король. - Он сделал так, что лишь три человека в Аквилонии и во всем мире могут, прикоснувшись к камню, явить людям истинную его сущность. Первый - я, Конан, владыка Гандерланда и Пуантена, Боссона и Таурана, повелитель аквилонских земель. Вторая - наша госпожа, твоя мать и моя супруга. А третий… - Он сделал паузу и значительно посмотрел на сына.

– Третий - я? - спросил мальчик, вздрагивая. - Я, отец?

– Ты, - усмехнулся король. - Ты, Конн, мой сын и наследник. И сегодня камень впервые почувствует твою руку и признает тебя… тебя, будущего властителя Аквилонии… Возьми его! Не бойся!

– Я не боюсь, отец, - пробормотал Конн, однако пальцы юного принца, протянутые к камню, дрожали. Наконец он положил на талисман обе ладони, ибо в одной огромный камень не умещался, и поднес его к груди. В течение двух или трех вздохов самоцвет был темен, с едва заметной тлеющей в сердцевине искрой; но вот она начала разгораться, покраснела, налилась багровым, словно уголь, раздуваемый незримыми мехами, и вдруг вспыхнула павшей с неба звездой. Конн вскрикнул, но пальцы его не разжались. Теперь меж его маленьких ладоней пульсировал ослепительный свет, билось живое пламя, мерцало и трепетало подобно крохотному алому солнцу. Огонь этот, однако, не обжигал рук принца, и он, успокоившись, погрузил взгляд в в бездонные сияющие глубины кристалла.

– Сердце Аримана… - услышал Конан его шепот.

– Сердце Аримана, - ясно и звучно повторил он. - Талисман, пришедший из глубины веков! Держи его крепче и помни: ты видишь камень таким, каким он становится в наших руках - моих, твоих или королевы, аквилонской владычицы, твоей матери.

– Это - первое чудо? - спросил Конн.

– Да, сынок. Но чудо Хадрата, жреца Асуры… Сам же камень обладает многими свойствами: может исцелять и убивать, может возвратить мертвых из царства Нергала, может обратиться несокрушимым щитом и разящим мечом, может предсказать грядущее… В нем равно заключены спасение и проклятие, и лишь повелителю его решать, на горе или радость людям обратит он силу камня… - Конан помолчал и добавил: - Но главное его свойство еще удивительней, чем власть над жизнью и смертью, сынок. Талисман вселяет в людские сердца отвагу и веру, а войско отважных и уверенных в себе бойцов непобедимо!

Некоторое время принц, нахмурив чистый лоб, размышлял над этой мыслью, потом в глазах его мелькнуло понимание. Черноволосая головка Конна склонилась, и он бережно положил камень на мраморную подставку. Самоцвет погас.

– Скажи, отец, а может ли чужой прикоснуться к нему?

– Может! Может, ибо чары Хадрата лишь скрывают его суть, но не охраняют от вора и грабителя. Для того есть у нас замки, дверь с наложенным на нее заклятьем, и надежная стража! - Сделав паузу, Конан положил широку ладонь на плечо мальчика и прибавил: - Ты знаешь, сынок, что дважды в год, в дни весеннего и осеннего солнцестояния, мы выносим талисман к народу - я или твоя мать; выносим, чтобы люди видели его сияние и знали, что Сердца Аквилонии нетленно. В следуший раз, не этой осенью, а будущей весной, ты покажешь его тарантийцам… ты, мой сын…

– Весной? А почему не в день осеннего солнцестояния?

– Потому что скоро мы поедем на юг, к войску. На южные рубежи, где нас ждут Просперо и граф Пуантенский.

Глаза Конна радостно вспыхнули.

– И ты возьмешь меня с собой?

– Да. Клянусь Кромом, ты уже мужчина! Пора тебе привыкать к грохоту битв и виду крови! А солдаты пусть знают, кто поведет их в бой в грядущие года. На Стигию и Туран, если я не успею завоевать их для тебя…

– А остальные страны? Их так много, отец! Но я уже запомнил: те, что на юге, зовутся Зингарой, Аргосом, Офиром и… и…

– Их время сочтено! - Конан опустил руку на тонкие плечи сына. - Сочтено, мой юный воин! Ты будешь не завоевывать их, а держать в покорности и страхе! И Зингару с Аргосом, и Офир с Кофом, и Коринфию, и Шем. Быть может, и пиктов… Посмотрим!

Они медленно шли по узкому проходу к дверям, окованным железом, и сундуки с сокровищами нависали над ними подобно стенам, сложенным из золота и драгоценных камней. Перед дверью Конн остановился и посмотрел в дальний конец зала, на черный постамент с багровым магическим шаром.

– Ты сказал, отец, что чужие руки не могут обнаружить его сущности… Выходит, не надо его стеречь? Никто не сумеет его похитить?

Густые брови Конана сошлись в линию, лоб прорезали морщины.

– Нет, сынок, ты неверно меня понял. Сказано было, что магия не охраняет камень от вора и грабителя, а потому нужно стеречь и беречь его. К тому же, осторожность никогда не помешает.

– Но чары Хадрата?..

– Да, чары… - кивнув, король медленно повторил: - Чары… Магия Хадрата, жреца Асуры, сильна, однако он - человек… всего лишь человек… А то, что сотворено одним человеком, может быть разрушено другим… И потому, сын мой, помни об осторожности!

Дверь отворилась, и они вышли в обширный покой, где застыли четыре рослых воина из Черных Драконов, отряда гвардейцев Паллантида, охранявших дворец. В шлемах с высокими гребнями, в стальных панцирях и поножах, они казались металлическими статуями, исполненными мощи и бдительного внимания; отблески факелов играли на их нагрудниках и щитах с бронзовым чеканным аквилонским львом. Но Конан знал, что они - всего лишь люди, верные и храбрые, но подверженные всему, что угрожает смертной плоти и крови. Их нельзя было подкупить, но можно было убить - отравой, сталью, злым колдовством и сотней иных способов. А потому дверь, ведущую в сокровищницу, тоже охраняли заклятья и крепкий запор впридачу. Правда, и то, и другое сотворили человеческий разум и руки, а значит, другому разуму и другим рукам под силу справиться с защитой… Конан искренне надеялся, что таких рук и разума в Аквилонии не сыщется, но за Стигию, страну колдунов, и воровскую Замору ручаться бы не рискнул.

По-прежнему обнимая сына за плечи, он направился мимо строя воинов к широкой гранитной лестнице, что вела наверх, к залам и коридорам огромного королевского дворца.

*) Тарантия - столица Аквилонии, расположенная на реке Хорот (примечание автора). **) Гирканский материк - главный материк хайборийской эпохи, представлявший собой слитые воедино Европу, Азию и Африку (примечание автора).