"Майн Рид. В дебрях Борнео (fb2)" - читать интересную книгу автора (Рид Майн)

Глава Х. СОРНЫЕ КУРЫ

Как ни вкусны были дурианы, все же стол из одних этих плодов не мог считаться полноценным. Так думал Сэлу, и Муртах был вполне с ним согласен. Ирландец заявил, что, если бы понадобилось, он мог бы питаться одной картошкой, но предпочел бы, конечно, хоть небольшой кусок ветчины или солонины.

Точно так же думали и остальные. Кусок мяса — все равно, соленого или свежего — был необходим, чтобы окончательно восстановить силы.

Но где его взять? Лес казался необитаемым. Капитан Редвуд пробродил больше часу, и за все это время ему не попалось ни одного животного, даже птицы. Правда, река изобиловала рыбой, и в песке отмели, несомненно, были устрицы, но Муртаху и Сэлу так и не удалось раздобыть ни того, ни другого.

Люди стосковались по мясной пище и с сожалением подумывали об упущенном гавиале; из его мяса можно было бы приготовить жаркое — пусть бы и не очень вкусное, но вполне съедобное.

Обескураженные неудачной охотой и все еще чувствуя слабость, капитан и его спутники никуда уже в этот день не пошли, а остались под деревом.

За ужином, состоящим все из тех же дурианов, Сэлу заговорил о яйцах. Товарищи внимательно прислушивались к его словам. В самом деле, если бы им удалось найти хоть несколько яиц, у них была бы вкусная и питательная еда.

Только где их найти? Этот вопрос очень занимал ирландца, который охотно съел бы сейчас целую дюжину яиц в любом виде: вареных, печеных, зажаренных на сковородке и даже, как он сам выразился, прямо из скорлупы — сырых.

— Яйца! — с усмешкой воскликнул он, когда Сэлу завел о них разговор. — Хотел бы я хоть взглянуть на них! Да я съел бы сейчас целую корзинку этих самых яиц, будь они хоть лебединые!

— Яйца, много яйца! Близко, близко! Надо искать.

— Да что они тебе приснились, что ли?

— Нету, не плиснись, Мультах. Ты слихать, этот нось клисяла мали? Весь нось клисяла!

— Мали? А что это такое?

— Больсой птица, похос на индейка. Сэлу слысал его. Клисял, как селовек, котолый умилать.

— Постой, постой! Я тоже слышал какой-то крик. Я еще подумал, что, может быть, это бенши note 20 . Ах, так это птица! А какой толк от ее крика! Она ведь не крикнула нам о том, где ее гнездо!

— Гнездо близко. Мали делать свой гнездо на белег моля. Завтла я его находить.

Действительно, накануне ночью все слышали странные жалобные крики, доносившиеся со стороны океана. Капитан, которому этот голос был незнаком, подумал, что кричит какая-нибудь из гнездящихся на острове морских птиц; он не предполагал, однако, чтобы гнездо оказалось так близко.

Едва проснувшись утром, он отправился со своей винтовкой на берег, в надежде подстрелить к завтраку хотя бы несколько чаек, но вернулся ни с чем. На берегу не оказалось даже этих птиц.

И вот Сэлу объяснил, что птицы, которых они слышали ночью, вовсе не морские, а живут в лесу; на берег же выходят только в период гнездования. Потому-то их крик со стороны моря — верный признак того, что где-нибудь поблизости есть гнезда.

Малаец не кончил еще рассказывать, как вдруг все увидели то, о чем он говорил: большую стаю птиц — штук пятьдесят. И увидели их не на ветках деревьев и не в воздухе, а на берегу залива, где они вышагивали по песку со степенной деловитостью домашней птицы, шествующей к только что засеянному полю и время от времени останавливающейся, чтобы склевать случайно оброненные на землю зерна. Размером птицы были с курицу-кохинхинку, а их гребешки, торчащие вверх хвосты и пестрое оперение, в котором сочетались глянцево-черный и чуть розоватого оттенка белый цвета, придавали им большое сходство с самыми обыкновенными курами. Они принадлежали к отряду птиц, очень близкому к куриным и распространенному в Австралии и на некоторых островах Австрало-Малайского архипелага, где отряд куриных отсутствует. В отряде несколько видов; одни из них, такие, как австралийский ястреб, очень похожи на индейку, другие напоминают обычных кур, третьи имеют сходство с различными породами фазанов. У этих птиц своеобразный способ выводить птенцов: они откладывают свои яйца в кучи, которые специально для этого наскребают из всякого сора, и оставляют их там вплоть до вылупления птенцов, за что и получили название сорных. У различных представителей отряда сорных кур способы высиживания птенцов кое в чем отличаются друг от друга, но суть их одна и та же. За большие, хорошо приспособленные для рытья лапы с длинными крючковатыми когтями естествоиспытатели называют этих птиц большеногами.

В Австралии, где большеноги также распространены, встречаются иногда огромные кучи-гнезда, достигающие порой пятнадцати футов высоты и шестидесяти в окружности у основания.

Большеноги — это крупные, тяжеловесные птицы, с длинными, толстыми ногами и пальцами, неуклюже передвигающиеся по земле и очень нескладные в полете. Как мы сейчас увидим, способ устройства гнезда у большеногов несколько иной, чем у австралийского ястреба, хотя в основном он остается тем же.

Они строят свое гнездо так: описав на земле своими когтистыми лапами большой круг, птицы начинают ходить по этому кругу, сгребая внутрь его все, что попадается им под ноги, — сухие листья, веточки, траву и прочий сор. Проделав, таким образом, один круговой обход, они принимаются за другой и так, постепенно сокращая круги, доходят до центра. В результате получается большая, круглая, прекрасно расчищенная площадка, посреди которой возвышается низкая, неправильной формы куча. Тогда птицы, продолжая ходить вокруг этой кучи, постепенно уменьшают ее диаметр, причем она растет в вышину, образуя большой конусообразный холм.

На вершине холма птицы делают углубление примерно фута в четыре, в которое откладывают яйца. Засыпав яйца сверху тем же сором, птицы предоставляют их воздействию солнечных лучей и тепла, возникающего внутри кучи при гниении сора. На этом, однако, их родительские заботы не кончаются. Самец, обладающий поразительным инстинктом улавливать малейшие колебания температуры воздуха, все время наблюдает за кучей, поддерживая в ней нужную для высиживания птенцов температуру. Он по нескольку раз в день то заваливает яйца толстым слоем листьев, то почти обнажает их.

Не кончаются заботы отца и после того, как птенцы вылупятся, потому что целых двенадцать часов они продолжают сидеть в куче и, даже начав бродить по земле, возвращаются на ночь в свое гнездо, где отец каждый раз снова засыпает их листвой, только уже не таким плотным слоем.

Интересно, что на самой вершине кучи всегда оставляется почти цилиндрическое отверстие — «труба» — для притока свежего воздуха и выпуска из нее образующихся при гниении газов.

В каждое гнездо откладывается обычно несколько дюжин яиц. Яйца эти, превосходные на вкус, любят как туземцы, так и белые люди.

Австралийский ястреб, подобно всем куриным, очень любит рыться в пыли, и в том месте, где птица роется, остаются ямки. По этим-то ямкам охотники за яйцами и находят гнезда.

А теперь вернемся к большеногам острова Борнео, появление которых так заинтересовало капитана Редвуда и его спутников.

Как мы уже говорили, птицы появились внезапно, выйдя из-за отрога скрывавшего их до сих пор песчаного холма. Это было семейство отряда куриных, известное под именем малео, или, на языке Сэлу, — малеи. Не замечая наблюдавших за ними людей, которых скрывала густая тень развесистого дерева, птицы продолжали спокойно заниматься своим делом. Да, именно делом. Это было заметно с первого взгляда. Хотя то одна, то другая из птиц останавливалась, чтобы склевать случайно подвернувшегося червяка, былинку или зернышко, каждый, взглянув на них, сразу понял бы, что цель их прогулки заключается вовсе не в поисках пищи.

По временам какая-нибудь из птиц вдруг отделялась от стаи и быстро неслась куда-то в сторону; затем, так же внезапно остановившись, она озиралась вокруг, будто исследуя почву, и кудахтаньем созывала остальных. Стая со всех ног сбегалась на призыв, и тут поднималось такое кудахтанье, словно обсуждался какой-то исключительно важный вопрос их общего благополучия.

Капитан и его спутники обратили внимание на то, что птицы, переводящие за собой с места на место всю стаю, кое в чем отличаются от прочих. Так, например, их гребнеобразные наросты на голове и бугорки по обеим сторонам клюва были крупнее, чем у остальных, красные пятна на их лишенных перьев щеках — более густого и сочного оттенка, а оперение — глянцевитей и ярче; розовато-белые части его были у этих птиц окрашены в чисто розовый или розовато-оранжевый цвета. Очевидно, то были самцы или, как их принято называть, петухи. Отличие от кур выражалось у них, однако, не столь резко, как у нашей домашней птицы, и его можно было заметить лишь на очень близком расстоянии.

Птицы находились ярдах в двухстах от наблюдавших людей, и судя по направлению, в котором они передвигались, нельзя было ожидать, что они подойдут ближе. Поэтому капитан Редвуд взялся за мушкет, собираясь послать в стаю несколько пуль.

Но Сэлу шепотом остановил его:

— Не надо стлелять, капитан! Птица далеко. Твой пломахнуться. Давай подоздать — они хотят искать место для яиц.

Редвуд послушался и отложил ружье. Все стали молча наблюдать за птицами, которые как ни в чем не бывало продолжали бродить по берегу, перескакивая с места на место.

Вот они очутились на ровном пространстве, куда не достигали волны прибоя и песок был совершенно сух. Тут по команде одного из петухов, величественная поступь и особо яркое оперение которого говорили о том, что это вожак, куры остановились. Последовало более длительное, чем на других местах, совещание, и, когда оно окончилось, птицы уже не побежали на поиски нового места, а уселись на песке и стали рыть его своими большими когтистыми лапами. Песок так и летел во все стороны, окутывая всю стаю густым облаком. Забава продолжалась почти полчаса. Да это была и не забава. Когда она окончилась, наблюдавшие из-за дерева люди увидели на том месте, где сидели птицы, яму, настолько большую и глубокую, что, если бы туда вошла вся стая, более половины ее скрылось бы от зрителей.

Потом притаившиеся за деревом люди увидели, что вокруг ямы началось какое-то движение; одни птицы торопливо входили в нее, другие выходили, будто выполняя какую-то общеполезную работу, но в яме их все время оставалось по нескольку штук. По более скромному их оперению было ясно, что это куры. А петухи, гордо подняв хвосты и церемонно выступая, расхаживали вокруг ямы, всем своим видом изобличая виновников торжества.

Странная сцена длилась уже часа два, и Сэлу все время уговаривал своих спутников не нарушать ее, обещая, что они будут щедро вознаграждены за терпение.

В заключение своей таинственной работы птицы снова стали рыть песок вокруг ямы; только теперь он летел обратно в нее. И не успели еще рассеяться облака пыли, как началось прямо-таки паническое бегство пернатых. Большеноги разделились на небольшие партии — по две, по три птицы в каждой — и удирали кто куда. Одни неслись прямо по ровному песчаному берегу, другие, неуклюже хлопая крыльями, взлетели и помчались к лесу.

— А тепель будем полусять плата за телпение! — радостно сверкая блестящими черными глазами, сказал Сэлу. — У нас есть яйца малеи. Самый холосый яйца! Вкусней, сем дулиан.

Прятаться уже не надо было; все поднялись с земли и побежали туда, где только что трудились птицы.

Там они увидели совершенно ровное место — никаких следов ямы. И если бы не более яркий цвет недавно перерытого песка с чуть заметными следами когтей на нем, никто не поверил бы, что здесь была вырыта и вновь засыпана птицами, похожими на домашних кур, огромная яма. Сэлу и Муртах сбегали к пинассе и притащили оттуда два весла; орудуя ими, как лопатами, они раскопали рыхлый песок. В яме оказалось три дюжины яиц красновато-кирпичного цвета и обычной продолговатой формы — с одним тупым и другим конусообразным концом. Самым замечательным в этих яйцах был их огромный размер по сравнению с телом птиц, которым они принадлежали. Птицы были не крупнее кур, а яйца — не мельче гусиных.

Муртах, неловкий, как все ирландцы, нечаянно разбил одно яйцо; его содержимое вылили в жестяную кружку, объемом не менее чайной чашки, и оно заполнило ее до самых краев.

Яйца подоспели как нельзя более кстати; да и по вкусу они были превосходны, ничуть не хуже куриных, а может быть, даже вкуснее и напоминали яйца индейки или цесарки. Целую дюжину их приготовили тут же на завтрак; одни сварили, из других сделали яичницу, пользуясь вместо кастрюли и сковородки створками гигантской раковины.

Так изголодавшиеся люди нашли наконец возможность сменить свой фруктовый стол. У них получилось нечто сходное с обычаем древних римлян note 21 , только в обратном порядке. Впрочем, некоторые из современных народов — испанцы, например — именно так и едят.