"Майн Рид. Без пощады" - читать интересную книгу автора

по возможности кроткое и благодушное выражение. На его скромно поджатых
губах играла такая улыбка, точно они никогда не произносили лжи, а сам он
никогда не совершал ничего позорного.
Он был таким же министром, как Страффорд, поэтому для него не было ни
придворных, ни государственных тайн, и его пригласили принять участие в
интимном совещании и в готовящемся заговоре. Он также был на стороне
королевы и уже не раз обсуждал с нею поднятый ныне вопрос.
Но Страффорду не удалось развернуть перед своими слушателями полной
схемы той жестокой затеи, которая, по всей вероятности, была начертана в
Риме. Как всегда по вечерам, к королеве Генриетте, любившей повеселиться,
стало собираться многолюдное общество, и на этом интересное совещание
прекратилось.
Вскоре дворцовый сад расцвел пышными нарядами дам и кавалеров из
представителей высшего дворянства, еще державшегося короля. Мало-помалу
собралось, однако, очень смешанное общество как в социальном, так и в
моральном смысле, - смешанное даже до карикатурности. Франко-итальянская
королева хотя и очень носилась со своими великими идеями о "божественных"
правах и прерогативах, была не прочь и поступиться ими, когда они мешали
ей веселиться. Она могла играть в равенство в таких случаях, когда этого
требовали ее интересы.
Как раз такой случай теперь и представился. Падающая популярность
короля требовала поддержки всех классов, сторон и партий, высоких и
низких, дурных и хороших. Поэтому на вечернем гулянье в саду королевы
носители таких громких имен, как, например, Гарри Джермайн, Гертфорд,
Дигби, Конингсби, Скюдамор, шли бок о бок с людьми низкого происхождения и
более низких достоинств, вроде Ленсфорда, впоследствии заслужившего
прозвище "кровавого", и заведомого разбойника Дэвида Гайда. Среди женщин
замечалась такая же смесь, в том смысле, что почтенным дамам, известным
своей щепетильностью в выборе знакомств и строгостью нравов, приходилось
сталкиваться на равной ноге с героинями театральных подмостков и
"профессиональными красотками". Положим, многие из этих красоток тоже
принадлежали к знатному дворянству, роняя его достоинство своей
распущенностью.
По обыкновению, Генриетта находила любезное слово и улыбку для всех,
кто к ней приближался, хотя и более сладкие для мужчин, нежели для женщин,
а особенно сладкие - для молодых и красивых мужчин. Впрочем, и между самой
золотой молодежью она делала известное различие. Красавец Гарри Джермайн,
до этого времени состоявший в главных фаворитах и всегда в полной мере
пользовавшийся знаками благоволения королевы, теперь имел полное основание
считать свою звезду померкшей. Взоры Генриетты то и дело обращались в
сторону более молодого и более красивого Юстеса Тревора и каждый раз
вспыхивали хорошо знакомым фавориту огнем.
Юстес, докладывавший о высокопоставленных лицах, искавших аудиенции,
освободился от своих дневных обязанностей и также участвовал в вечернем
гулянье в королевском саду. Сын уэльского рыцаря, он вел свой род
непосредственно от короля Каратака, но не подчеркивал этого и не страдал
ни самомнением, ни тщеславием. Менее всего он думал о своей наружности.
Кажется, он даже и не сознавал своей красоты, хотя она бросалась в глаза
другим. Вполне равнодушно относился он и к благосклонности, выражаемой ему
королевой, на горе прежних фаворитов. Нельзя сказать, чтобы это равнодушие