Глава 15. Сны Рана Риорды

Глубоко, под слоем камня, под гнетом чар, под тяжестью забвение, спала Рана Риорда, Небесная Секира. Когда-то парила она среди звезд, потом корчилась в огне кузнечного горна, стонала под ударами кузнечного молота и, трепеща, приняла в холодную и твердую свою плоть бессмертную душу и вечный зарок. Была та душа не плохой и не хорошей, а единственно верной, и делился для нее мир лишь на хозяев и врагов. Хозяев полагалось защищать, врагов - убивать; в том и было предназначение Рана Риорды.

Но сейчас все это осталось в прошлом. Крепок чародейный сон, и нет поблизости элексира, нет волшебного бальзама, теплого, алого, живительного, который сумел бы разрушить заклятья. Спи в чреве земном, обратившись в камень, забудь о прошлом, не думай о будущем… Рана Риорда спала, но древний дух ее, жестокий и непримиримый, не мог забыть о прошлом, не мог отринуть дар предвидения грядущего. И потому Небесной Секире снились сны.

Гремел над ней голос, подобный грому, звучный, как удары колокола, мощный, как рев водопада:

– Что сделаю я из сего камня? Скую плуг, чтобы без устали, год за годом, бороздил он мягкую землю? Скую якорь, чтобы прочно держал он судно в грозу и в бурю, в шторм и в ураган? Скую чашу для масла и вина, огромную и сияющую подобно полной луне? Или скую цепь, нерушимые оковы для врагов моих пиктов, для вождей Валузии, Туле и Грондара?.. Но вспаханные добрые земли, и быстрые корабли с мачтами и веслами, и драгоценную посуду можно отнять, ибо ни плуг, ни якорь, ни чаша не защитят в годину бедствий; возложить же цепи на врагов своих можно лишь победив их оружием. А потому скую я не лезвие плуга, а лезвие боевого топора, не острие якоря, а губительное навершие секиры, не глубокую чашу для вина, а прочные кольца для рукояти - и обратятся те кольца, и лезвие, и острие в цепь и рабский ошейник для недругов моих!

Рана Риорда словно бы видела себя со стороны - такой, какой была она в первый день творения, какой вышла из-под молота прародителя Гидаллы. Грозно искрилось и блестело ее лезвие, похожее на половинку серебряной луны, топорщился смертоносный наконечник, а на двух кольцах, приготовленных для рукояти, горели тайные знаки: крест, символ Четырех Ветров, и Семизвездье, указующее дорогу путникам и мореходам.

Голос, грохотавший над секирой, смолкал, потом раздавался вновь, проникая в холодную сталь, врубаясь нерушимым зароком:

– Отныне и впредь будешь ты узнавать мою кровь, мою плоть и руку моих потомков. Ты не предашь их, ибо карой станет развоплощение и гибель; ты не покинешь род Южного Ветра, ибо жизнь твоя будет зависеть от сыновей моих, внуков и правнуков - только они дадут тебе то, чего ты жаждешь. Предсказывая, ты не обманешь их; сражаясь, не подведешь. Попав же к чужим, ты будешь убивать, убивать и убивать! Убивать, пока не вернешься к роду моему и племени, в руки того, кто окажется старшим из моих потомков. Он насытит тебя, он тебя успокоит! Он повелит, и ты выполнишь!

В чужих руках - убивать! Убивать тех, кто завладел ею, убивать тех, против кого ее обратили… Это Небесная Секира помнила твердо. Даже во сне она жаждала крови чужаков, но особенно - стигийцев, унизивших ее пленом. Предвидя будущее, она знала, что получит их кровь, поглотит их жизни - многие и многие жизни. Но тот, кто подарит их ей, еще не родился.

Годы складывались в десятилетия, десятилетия - в века. Спала Рана Риода, и снился ей миг славы, пьянящий день победы; снился воитель Сархаб в чешуйчатом панцире из медных дисков и шлеме, напоминавшем причудливую раковину; волосы его были черны и блестящи словно полированный камень яхх, а в глазах, синих, как небо на закате, горела искра божественного огня. Снились ей стена украшенных перламутром щитов, подобных завитку морской волны, и лес копий, что раскачивался над ней; снились отблески солнца на бронзовых бортах валузийских колесниц и темные орды пиктов, бесчисленных, как галька на морском берегу, бурлящих, словно грозовые тучи, готовые пролиться каменным дождем. Снилось, как подняли ее сильные руки Сархаба - подняли и опустили, грянув, как молот о наковальню, на бронзу доспехов и шеи боевых жеребцов, на борта колесниц и валузийские шлемы, на щиты их, копья и мечи, на золотых змеев с раздутыми капюшонами, на пиктские черепа, ни пиктскую плоть и пиктское оружие. Слышала она грохот ударов, свист и шипенье всасываемой сталью крови; видела, как падают враги, устилая землю мертвыми телами.

Потом сны эти сменялись другими видениями, чудовищными и страшными. Снилось ей, как уходили корабли от берегов Атлантиды, плыли на восход и закат солнца, возвращались обратно и отправлялись вновь, груженые людьми, скотом, зерном, металлами и всем, что можно сделать из металла. Снилась грозная пора, день божьего гнева, когда дрогнула земля, и люди в ужасе и страхе мчались куда-то, гонимые жаркими ветрами, подобные неразумным тварям, ища убежища, спасения и тихого места, коего не было в тот миг нигде в мире. Снились ей сверкание молний, водяные валы и стены огня, рушившиеся горы и смерть, сомкнувшая черные крылья над теми, кто оставался на гибнущей земле Атлантиды. Снились чудовищные волны, разошедшиеся от затонувшего материка на все четыре стороны света; волны, что швырнули корабль Таванны, старейшего в роду Гидаллы, на юг, к берегам жарких Черных Земель. Снился сам Таванна и спутники его; все они приняли медленную смерть, высохнув под пылающим солнцем от голода и жажды. Вспоминались Рана Риорде и долгие годы, что провела она на мертвом судне, среди кусков гниющей ткани, среди обломков досок, среди ржавеющих цепей, среди высохших мумий, наполнявших корабельные трюмы.

Видела Небесная Секира тысячу лиц - лиц тех, кто передавал ее из рук в руки во время тысячелетних странствий по Туранскому континенту. Снились ей Рику, маленький рыбак-каброт, великан Гиромда, вождь лесных людоедов, Зала, предводитель себайо, Быстрый Олень и Кривой Коготь, Люди Травы, и многие другие, гирканцы и коринфяне, заморанцы и аргосцы, офирцы и шемиты. Она убивала почти всех; редко кому удавалось уйти от ее сверкающего лезвия, от четырехгранного острия. Стигийцы, однако, сумели… И их лица, лица трех жрецов, пробуждали в душе Рана Риорды ярость. Вернее, отзвук ярости, ибо в магическом своем забытьи Небесная Секира не могла ненавидеть по-настоящему и не могла покарать пленивших ее.

Но она знала, что наступит время мести! Смутный провидческий дар подсказывал ей, что заточение в каменном склепе не вечно. Придет освободитель - могучий, широкоплечий, черноволосый, с глазами цвета неба на закате, похожий и на Отца Гидаллу, и на Сархаба, и на Таванну… Придет! Она не ведала ни имени его, ни того, как будет называться племя освободителя, но знала, что в жилах этого народа будет течь капля древней крови, крови тех, кто пришел с благословенной земли Атлантиды. Одна лишь капля, но этого было достаточно! Достаточно, чтобы заключить союз с освободителем; достаточно, чтобы направить его к цели. Целью же был юго-восток, неведомый остров или материк, которого достигли уцелевшие суда сыновей Таванны. Там было последнее прибежище рода Южного Ветра, там обитали потомки Гидаллы, сохранившие чистоту крови, и туда стремилась Рана Риорда на протяжении тысячелетий. Но безуспешно… Не было героя, достойного ее, не было руки, которой она могла бы довериться!

Наступил миг, когда она почувствовала приближение освободителя. В зыбком мареве снов перед Небесной Секирой всплыло его лицо - суровое, грозное, как раз такое, каким оно и должно было быть; его черты говорили о родстве с племенем Гидаллы. Но главным являлась кровь! Теплая алая кровь, магический элексир, способный разрушить чары стигийцев! Древняя кровь, над которой Сет и слуги его не имели власти; кровь, унаследованная в бесчисленной череде поколений от вещего Гидаллы и предков его, самих Древних Богов.

Рана Риорда видела, как крохотные струйки этой крови стекают на пол, просачиваются в трещины меж гранитных плит, преодолевают безумно долгий путь среди камней, щебенки, остатков растрескавшегося известкового раствора… Время словно остановилось, замерло; ничтожный алый червячок полз и полз вниз, к истлевшей в пыль коже, прикрывавшей некогда лезвие огромного топора. Вот красная капелька коснулась праха, напитала его, потом ушла в холодную сталь, в самую ее глубину…

И дух Небесной Секиры выплыл из объятий колдовского сна. Он был еще слаб, но знал, что кровь потомка Гидаллы придаст ему сил. Он ощущал, что человек, ожививший его, находится близко, где-то совсем рядом. Внизу? Нет, внизу была только мертвая скала…

Выше! Выше!

Почуяв кровавый след, призрачное серебристое облачко начало подниматься наверх.

Благословен платящий свои долги, не прощающий долга крови, не забывающий о долге благодарности!

В назначенный срок душа его уйдет на Серые Равнины в спокойствии и достоинстве, ибо нечему будет тяготить ее; и, пребывая в царстве Нергала, не будет она мучиться памятью о незавершенном, бессильно грозить обидчику за неотомщенное или сокрушаться о собственной неблагодарности.

Платите же долги свои! За кровь взыскуйте кровью, за любовь дарите любовь, только не оставайтесь равнодушными в мире сем, дабы не сожалеть и не принимать на душу свою лишних страданий по ту сторону жизни.

Из проповеди жрицы Иштар, Непостижимой,

Грозной и Любящей Матери, Возлюбленной Богов