"Джин Рис. Антуанетта " - читать интересную книгу автора

опять "ныне и в час нашей смерти". И в шесть часов вечера "ныне и в час
нашей смерти". Пусть вечный свет сияет над ними. Это про мою маму, думала я,
ведь душа ее покинула тело и бродит где-то сама по себе. Потом я вспоминала,
как она не любила сильный свет, предпочитая тень и прохладу. Но это совсем
другой свет, объясняли мне. Потом мы возвращались, выходили из церкви в
меняющемся свете, гораздо более прекрасном, чем этот самый вечный свет.
Вскоре я научилась бормотать слова молитвы, не вдумываясь в них, как
поступали все остальные. Не думала о меняющемся "сейчас" и дне нашей смерти.
Вокруг все было либо очень ярким, либо очень темным. Стены, роскошные
цветы в саду, монашеские рясы - все это было ярким, но покрывала, распятия,
которые они носили на поясе, тени деревьев были черными. Я жила в мире, где
свет боролся с тьмой, Черное с белым. Рай с Адом. Одна из монахинь знала все
об аде, как, впрочем, и все остальные. Но другая знала все о рае и райском
блаженстве, и о признаках блаженных, где удивительная красота занимала одно
из последних мест, если не последнее. Я очень хотела попасть в рай и однажды
долго молилась, чтобы поскорее умереть. Но потом спохватилась, что это грех,
высокомерие или отчаяние, не помню точно, помню только, что смертный грех.
Тогда я долго молилась, чтобы Господь избавил меня от такого греха, но
однажды мне в голову пришла мысль: вокруг так много грехов, почему? И думать
об этом - тоже грех. Правда, сестра Мария Августина говорила, что ты не
совершаешь греха, если вовремя отгонишь пагубную мысль.
Надо сказать: "Господи, спаси меня, я гибну". Мне это очень
понравилось. Хорошо, когда знаешь, что делать. Но все равно после этого я
молилась не так много, а затем и вовсе перестала. Я чувствовала себя
свободнее, счастливее. Но спокойствия на душе не было.
За это время - восемнадцать месяцев - мой отчим часто приходил меня
навещать. Сначала он беседовал с матерью-настоятельницей, затем в приемной
появлялась я, уже наряженная, и он отправлялся со мной обедать или к
знакомым в гости. При расставании он дарил мне подарки - сладости, медальон,
однажды подарил очень красивое платье, которое, разумеется, я не могла
носить в монастыре.
Последний его визит был не похож на предыдущие.
Я поняла это, как только увидела его. Мистер Мейсон поцеловал меня,
потом внимательно оглядел, держа за плечи вытянутыми руками. Потом он
улыбнулся и сказал, что я выше, чем он думал. Я напомнила ему, что мне уже
давно семнадцать и я не маленькая девочка. Мистер Мейсон снова улыбнулся.
- А я не забыл принести тебе подарок, - сказал он. Мне стало неловко, и
я холодно ответила, что все равно не смогу носить в школе все эти красивые
вещи.
- Когда будешь жить со мной, то сможешь носить все, что твоей душе
угодно, - сказал мистер Мейсон.
- Где? На Тринидаде?
- Нет, пока здесь. Со мной и с твоей тетей Корой. Наконец-то она
возвращается. Говорит, что не переживет еще одной английской зимы. И еще с
Ричардом. Нельзя всю жизнь прожить отшельницей.
"Очень даже можно", - подумала я. Мистер Мейсон явно заметил мое
смущение и начал шутить, отпуская мне комплименты, и задавать такие смешные
вопросы, что вскоре и я стала смеяться. Он интересовался, не хотела бы я
жить в Англии и не научилась ли в школе танцевать или монахини слишком
строги?