"Райнер Мария Рильке. Песнь о любви и смерти корнета Кристофа Рильке" - читать интересную книгу автора

знает, что выйдет. Так и он подбирает слова. Что сплетется? Печаль? Или
радость? Все затаились. Даже сглотнуть боятся. Тут настоящие господа, уж
они-то умеют слушать. А те, кто не знает по-немецки, вдруг разбирают слова,
вдруг ощущают на вкус: "Вечером...", "...Я был еще маленький..."

И они породнились, господа из Бургундии, Франции, из Голландии,
посланцы от долов Каринтии, замков Богемии, от кайзера Леопольда. Ведь то,
что рассказывает один, было с ними со всеми и в точности так же. Словно на
свете одна только мать.

Кони вступают в ночь, в начало неведомой ночи. Все снова молчат, но с
ними светлое слово. И вот маркиз снимает шлем. Волосы у него легкие, темные,
и когда он склоняет голову, они льнут к щекам нежно, как у женщины. И
Лангенау тоже видит: что-то встает вдалеке, стройное, темное. И сияет. Один,
одинокий, ветхий столбец. И уже миновав его, много позже, вдруг понял, что
это была Мадонна.

Бивачный костер. Все сели вокруг и ждут. Ждут, чтоб кто-то завел песню.
Но все так устали. Красный огонь тяжел. Он падает на пыльные сапоги,
всползает по ногам, поглядывает под бессильно забытые на коленях ладони. Он
бескрыл. И оттого лица - темны. Но вот засветились впотьмах глаза маленького
француза. Он поцеловал маленькую розу и спрятал опять. Пусть вянет дальше у
него на груди. Фон Лангенау все видел, потому что ему не спалось. Он думает:
"А у меня нет розы, нет у меня розы". И тогда фон Лангенау заводит песню.
Это старая грустная песня. Ее поют наши девушки в поле осенью, под конец
жатвы.

Говорит маленький француз:
- Вы ведь еще совсем молодой, не правда ли?
И Лангенау ему, то ли с вызовом, то ли с печалью:
- Восемнадцать лет...
И оба молчат.
Потом француз спрашивает:
- Вы тоже оставили дома невесту, юнкер?
- А вы? - отвечает вопросом фон Лангенау.
- У ней волосы светлые, как у вас.
И снова оба молчат, и немец кричит наконец:
- Так какого же черта трястись в седле по этой мерзкой земле навстречу
турецким псам?
И маркиз улыбается:
- Чтоб воротиться.
А Лангенау грустно. Он вспоминает светловолосую девушку, с которой
играл. Буйные игры. Домой бы, домой, хоть на минутку, чтоб только успеть
сказать ей: "Ты прости мне, Магдалена, что я всегда был такой".
"Почему - был?" - думает он.
Но они далеко.
И вот на рассвете - навстречу конник и еще, и уже их четверо, десять.
Огромные, в латах. А потом целая тысяча - войско.
Дальше им - порознь.
- Счастливый путь, желаю вам воротиться, маркиз.