"Феликс Разумовский. Поганое семя ("Умытые кровью" #1)" - читать интересную книгу автора

и кровь их стыла бурыми пятнами на жирной зеленой глине. Впрочем, она была
везде - на полу блиндажа, на деревянных нарах, на вороненых машинках
"Шварцлозе". Сами пулеметы были сняты со своих мест и повернуты в сторону
неприятельских окопов. Кучей лежали сумки, цинки с патронами и трофейные
винтовки "Манлихер" - казаки даром времени не теряли. Выставив сторожевое
охранение, они закусывали, прямо из банок черпая ложками австрийские
консервы.
- Австрияка, ваш бродь, чисто шатанули, без выстрела. - Не смущаясь
присутствием Граевского, Акимов отхлебнул из трофейной фляжки,
крякнул. - Если дозволите, могем продолжить. Сиганем лазом в траншею,
возьмем сторожевых ножами, ну а уж тут вы - цепью через бруствер.
Он вытер губы и пустил фляжку своим, по кругу.
- Посогрейтесь, хлопцы, как бы нутре не застудить.
От его выцветшей, бледно-зеленой гимнастерки шел пар.
Между тем переправился уже весь отряд, и замыкающий, прапорщик Трепов,
доложил:
- Бэз потерь, вооружение, снаряжение полностью.
- Хорошо. - Граевский глянул на часы и, собрав офицеров, начал ставить
боевую задачу. Потом позвал Акимова и сказал только: - Давай.
Времени было без десяти двенадцать. Ровно в полночь из австрийского
окопа раздался рев сыча, и Граевский закричал:
- Сигнал!
Длинными змеями взмыли в небо ракеты, давая знать Новохоперскому полку,
что путь свободен и можно наступать. В это же мгновение разведчики поручика
Вольского бросили во вражеский окоп жестяные, похожие на бутылки гранаты и,
перескочив через бруствер, спрыгнули в дымящуюся, полную орущих австрийцев
траншею - пошла работа.
- За мной! - Не дожидаясь, пока сгорят ракеты, Граевский бросился в ход
сообщения, споткнувшись, дико закричал и, осыпая плечами глину, яростно
рванулся на шум сражения. В нос ему ударил запах крови, пороха,
разгоряченных тел. Страшно выругавшись, он взвел курок и увидел, как прямо
на него, нацелившись штыком в живот, летит австриец, длинный, с белесыми
кустистыми бровями. Глаза его были огромными, выкатившимися, потемневшими от
бешеной ненависти. "Бах!" Поручик нажал на собачку, и револьвер злобно
тявкнул в его руке. Словно наткнувшись на невидимую стену, австриец замер,
раззявил рот и, сгибаясь пополам, рухнул ничком. Штык его мягко вонзился в
глину у самых ног Граевского. Перескочив через убитого, поручик побежал
вдоль траншеи, где орущие от ярости люди резали орущих от страха людей.
В его сердце царила бесшабашная злость: судьба - индейка,
жизнь - копейка. Расстреляв барабан, он сунул револьвер в кобуру и взялся за
окопный кинжал, узкий, шилообразный, больше похожий на итальянский стилет.
Такой острый, что, вонзаясь в глаз врага, непременно ударялся изнутри о
черепную кость.
Скоро все было кончено. Самые удачливые из австрийцев, побросав
винтовки, бежали к своим, - их счастье, в темноте не попасть. Другим повезло
куда как меньше - их трупы, предварительно обшарив, разведчики уложили в
качестве бруствера. Траншею взяли малой кровью. Двое наших сыграли в ящик,
да поцарапано с десяток. Только у Граевского радости не было: понимал, что
не победа это, так, временный успех. Как начнут австрийцы жарить из гаубиц
да бомбометов, окоп превратится в братскую могилу. И самое главное, где оно,