"Феликс Разумовский. Зона бессмертного режима" - читать интересную книгу автора

чином не ниже капитана. Этих грязных, ограниченных, воняющих шнапсом скотов.
- Ну вот и славно, - одобрил доктор Брандт, - начинайте. Готовьте
русского, инструктируйте барышень. А мы пока с коллегой пойдем покурим.
Никотин, говорят, активизирует работу мозга. А, Вилли? Как у вас с полетом
мысли? Летит? Далеко? И в какую же сторону? Не на Восток, надеюсь? - Он
глухо рассмеялся, встал и похлопал доктора Шумана по плечу. - Пойдемте,
пойдемте, покурим моих. Трофейных. Пахнет хорошо не только труп врага, но и
его табак.
- Ну уж нет, Вальтер, не скажите, русские папиросы горлодернее
фосгена. - Доктор Шуман с ухмылкой поднялся, привычно поддернул штаны и,
торопясь, пригладил жидкие, зализанные набок волосы. - Впрочем, ладно,
пошли. За компанию, говорят, и жид удавился...
- Э, Вилли, а не было ли у вас в роду евреев? Вы ведь человек
компанейский, - пакостно выпятил губу доктор Брандт. Доктор Шуман что-то ему
ответил, и так, зубоскаля, поддевая друг друга, они вышли из просторного
застекленного бокса. Путь их лежал через зал, по краю бассейна, к узкой,
ведущей на чердак лабораторного корпуса лестнице. Там с чисто немецкой
аккуратностью было устроено место для курения - тазик с песком, ведерце с
водой, банка-жестянка для собирания окурков. Каких либо скамеек не было и в
помине, нечего рассиживаться, надо работать для Германии. Все очень
по-нордически, конкретно и строго - делу время, потехе час.
- Прошу. - Доктор Брандт достал початую пачку "Кемела", с важностью
протянул, стрельнул зажигалкой. - Это куда лучше русских папирос.
- Да, у Шелленберга губа не дура. Не зря он предпочитает именно эти
сигареты, с верблюдом на пачке*, - согласился Шуман, с завистью вздохнул и,
пустив в оконце струйку дыма, резко сманеврировал, отошел от темы: - А ведь
в Буковый лес** пришла весна. Весна...
______________
* Тоже исторический факт. Не был Вальтер Шелленберг патриотом Третьего
рейха.
** По-немецки "Бухенвальд" (название концлагеря) означает "буковый лес".

- М-да, тает, - придвинулся к оконцу доктор Брандт, прищурившись,
затянулся и далеко плюнул в небо сквозь штакетник зубов. - Весна, природа.
Против нее не попрешь. Как там у Гете-то? Весна, весна... Хм... Ну, не
важно.
Перед ними расстилалась панорама мужского концентрационного лагеря
Бухенвальд. Длинные, похожие на затонувшие баржи бараки, просторный,
выложенный щебенкой аппельплац*, мощная, под высоким напряжением ограда - с
вышками часовых, колючей проволокой и железными неприступными воротами. С
внутренней стороны их украшала надпись: "Каждому свое". Дымили чадно трубы
крематория, на спецвокзале, специально построенном в сорок третьем,
выгружали поезда с новыми заключенными, столетний дуб, под коим отдыхал
великий Гете, чернел огромным кряжистым скелетом**. А вокруг, за оградой с
вышками, буйно пробуждалась жизнь - таял ноздреватый снег, на склонах
живописного Эттерсберга, некогда воспетого тем же Гете, да еще и Шиллером в
придачу, пробовали голос птицы, весело бежали ручьи. Будто совсем рядом, за
колючей проволокой, не устроила себе логово смерть.
______________
* Центральная площадь.