"Феликс Разумовский. Зона бессмертного режима" - читать интересную книгу автора - Это верно, пошли они к чертям, - одобрил Бродов-старший, подмигнул и
ловко ухватился за графинчик, по счету уже второй. - Давай-ка лучше выпьем. Ну, с богом. Выпили, тяпнули, добавили, усугубили, и Данила вдруг почувствовал, что змий одолевает. Тот самый, зеленый, с плакатов "Пьянству бой". А тут еще батя с Хагдаевым вытащили трубочки, задымили ядреным, горлодерным табаком. И так-то все было как в тумане, а теперь и вообще... - Пойду-ка я подышу, - поднялся Бродов-младший, виновато кивнул и по строгой эллипсоиде направился к дверям. "Эх, старею, видно, толерантность падает". Вышел на крыльцо, глотнул морозный воздух и, задержав дыхание, принялся крутить головой. Не спеша, размеренно, двадцать раз в одну сторону, двадцать раз в другую. По всей науке, как учили. Организм отреагировал, выделил углекислоту, муть перед глазами рассеялась. Стали видны небо, звезды, полная луна, возвратилось представление о сторонах света. Вон там Байкал, вон там Иркутск, вон там Черная скала. Где-то рядом с ней, по словам Хагдаева, и стояла некогда Золотая Баба. В священной роще-айхе на Месте силы, где нельзя рубить деревья и даже косить траву, чтобы не потревожить духов. Бродов, помнится, мальчишкой исходил там все окрестности, излазил вдоль и поперек все камни и расщелины, однако Золотой Бабы не обнаружил. Зато нашел во множестве странные, будто ножом водили по маслу, наскальные изображения. Звери, птицы, рыбы, загадочные письмена. - Добрый знак, однако, добрый, - удивился тогда Хагдаев, быстро посмотрел по сторонам и почему-то шепотом сказал: - Зураг* на Черной скале кому попало не открывается. Эти изображения огами созданы, боги их каждый богатуром, однако. ______________ * Наскальные изображения (бурятск.) Господи, сколько же лет прошло с тех пор? Двадцать? Двадцать пять? Больше... В общем, пообщался Бродов с дедушкой Морозом, крепко прищемил змеюге хвост и, не попадая зубом на зуб, но уже ни в одном глазу, подался наконец в дом. Там уже вовсю готовились к чаепитию. На столе появились мед, варенье, сахар и, конечно же, пироги, Бродов-старший лично внес пышущий жаром самовар. На боках дореволюционного еще красавца польского серебра, престижной ваныкинской фирмой изготовленного, было написано: "Где есть чай, там и под елью рай". И в самом деле, хорошо было у Бродовых в доме. Спокойно, несуетно. Даром что выпито изрядно. - Пробирает, однако, - сообщил Хагдаев после третьего стакана, встал, вежливо икнул и начал собираться. - Ну, хозяева, спасибо за хлеб, за соль, а также за ласку. Рыбников таких давно не ел, однако. Да и брусничный хорош, ох хорош. В общем, ладно, благодарствую, пойду... - Эй, Степан Васильевич, что-то ты нынче рано. Мы ведь и не выпили толком-то, - сразу не то что огорчился - озадачился Бродов-старший. В голосе его, на удивление трезвом, звучали озабоченность и рассудительность. - Никак ты не в настроении? Или случилось чего? - Да радоваться нечему, - нахмурился Хагдаев. - Сегодня ночью |
|
|