"Феликс Разумовский. Зона бессмертного режима" - читать интересную книгу автора

- Это верно, пошли они к чертям, - одобрил Бродов-старший, подмигнул и
ловко ухватился за графинчик, по счету уже второй. - Давай-ка лучше выпьем.
Ну, с богом.
Выпили, тяпнули, добавили, усугубили, и Данила вдруг почувствовал, что
змий одолевает. Тот самый, зеленый, с плакатов "Пьянству бой". А тут еще
батя с Хагдаевым вытащили трубочки, задымили ядреным, горлодерным табаком. И
так-то все было как в тумане, а теперь и вообще...
- Пойду-ка я подышу, - поднялся Бродов-младший, виновато кивнул и по
строгой эллипсоиде направился к дверям. "Эх, старею, видно, толерантность
падает".
Вышел на крыльцо, глотнул морозный воздух и, задержав дыхание, принялся
крутить головой. Не спеша, размеренно, двадцать раз в одну сторону, двадцать
раз в другую. По всей науке, как учили. Организм отреагировал, выделил
углекислоту, муть перед глазами рассеялась. Стали видны небо, звезды, полная
луна, возвратилось представление о сторонах света. Вон там Байкал, вон там
Иркутск, вон там Черная скала. Где-то рядом с ней, по словам Хагдаева, и
стояла некогда Золотая Баба. В священной роще-айхе на Месте силы, где нельзя
рубить деревья и даже косить траву, чтобы не потревожить духов. Бродов,
помнится, мальчишкой исходил там все окрестности, излазил вдоль и поперек
все камни и расщелины, однако Золотой Бабы не обнаружил. Зато нашел во
множестве странные, будто ножом водили по маслу, наскальные изображения.
Звери, птицы, рыбы, загадочные письмена.
- Добрый знак, однако, добрый, - удивился тогда Хагдаев, быстро
посмотрел по сторонам и почему-то шепотом сказал: - Зураг* на Черной скале
кому попало не открывается. Эти изображения огами созданы, боги их каждый
месяц и обновляют. Любят же тебя, Данилка, духи. Быть тебе великим
богатуром, однако.
______________
* Наскальные изображения (бурятск.)

Господи, сколько же лет прошло с тех пор? Двадцать? Двадцать пять?
Больше...
В общем, пообщался Бродов с дедушкой Морозом, крепко прищемил змеюге
хвост и, не попадая зубом на зуб, но уже ни в одном глазу, подался наконец в
дом. Там уже вовсю готовились к чаепитию. На столе появились мед, варенье,
сахар и, конечно же, пироги, Бродов-старший лично внес пышущий жаром
самовар. На боках дореволюционного еще красавца польского серебра,
престижной ваныкинской фирмой изготовленного, было написано: "Где есть чай,
там и под елью рай".
И в самом деле, хорошо было у Бродовых в доме. Спокойно, несуетно.
Даром что выпито изрядно.
- Пробирает, однако, - сообщил Хагдаев после третьего стакана, встал,
вежливо икнул и начал собираться. - Ну, хозяева, спасибо за хлеб, за соль, а
также за ласку. Рыбников таких давно не ел, однако. Да и брусничный хорош,
ох хорош. В общем, ладно, благодарствую, пойду...
- Эй, Степан Васильевич, что-то ты нынче рано. Мы ведь и не выпили
толком-то, - сразу не то что огорчился - озадачился Бродов-старший. В голосе
его, на удивление трезвом, звучали озабоченность и рассудительность. - Никак
ты не в настроении? Или случилось чего?
- Да радоваться нечему, - нахмурился Хагдаев. - Сегодня ночью