"Лев Разгон "Плен в своем отечестве" (Автобиографические рассказы)" - читать интересную книгу автора

не придет назад. Как не пришла она сама.

А ведь о том, что случилось, о том, что не придут они назад, можно было
догадаться и по разным другим приметам, признакам. В какой-то своей
очередной речуге о врагах народа Сталин требовал, ужесточить расправу над
ними и выразил недоумение, почему не применяется такая мера, как
конфискация. Вышинский все сделал.

Все приговоры о расстреле дополнялись строчкой:

"С конфискацией всего имущества". Тогда, осенью и зимой тридцать седьмого
года, по всей Москве открылось множество странных магазинов. Странных
потому, что даже вывески на них: "Распродажа случайных вещей"-были
написаны на полотне, наспех. Эти магазины появлялись на местах книжных,
канцелярских, промтоварных магазинов.

Они были заполнены старой мебелью, потертыми коврами, подержанной или даже
новой одеждой, разрозненными сервизами, предметами антиквариата,
картинами...

Это были остатки того, что было забрано, просто награблено
энкавэдэшниками. Некоторые из них получали готовые квартиры со всем, что в
них было: мебелью, книгами, бельем, одеждой, всем, включая зубные щетки и
засохшие куски мыла в умывальнике. А другие, на каких-то базах, куда
возили все это добро, выбирали себе все по вкусу. И, конечно, по чинам.
Которые повыше, снимали сливки - картины, дорогие ковры, антиквариат,
книги в красивых переплетах... Которые чином поменьше, удовлетворялись не
баккара, а простым хрусталем; не саксонским фарфором, а морозовским; они
больше напирали на отрезы, на богатую шубу... А уж то, что никто не хотел
себе забирать, свозилось в эти магазины "Распродажи случайных вещей".

Осенью тридцать седьмого года я проходил по Сретенке мимо одного такого
магазина, и что-то меня толкнуло зайти туда. И войдя, сразу же в глубине
магазина увидел наш диван... Длинный, неуклюжий кожаный диван, обитый
потертой тисненой кожей, со львами, вырезанными из черного дерева, по
краям... Он стоял в столовой, множество раз я спал на нем, когда еще был
на Спиридоновке гостем и оставался ночевать после долгого застолья,
долгого ночного разговора... А рядом с диваном в магазине стояла мебель из
кабинета Ивана Михайловича: огромный письменный стол, высокие неудобные
стулья, мастодонтовские кресла... Остатки какой-то крупночиновной
петербургской квартиры, доставшейся секретарю Севзапбюро ЦК РКП(б)
Москвину и затем Софьей Александровной перевезенной в Москву. Теперь эта
обстановка завершила свой закономерный круг во временном магазине
награбленных вещей на узкой московской улице.

И хотя я тогда еще ничего не знал, но понял - это и есть конец. В бумажках
о смерти и о реабилитации Ивана Михайловича указываются разные и все до
одной лживые даты его смерти, но теперь-то я знаю, что в этих магазинах
продавались вещи уже убитых. Их убивали в тот же самый день или даже час,
когда им прочитывали: "...с конфискацией всего имущества". И после этого