"Лев Разгон "Плен в своем отечестве" (Автобиографические рассказы)" - читать интересную книгу автора

"Приемная". Приемная ОГПУ, НКВД, НКГБ, КГБ... Названия менялись, существо
оставалось прежним. И до самого последнего дня, до того, как ударили по
дому чугунной бабой, висели на нем вывеска "Приемная КГБ" и аккуратное,
золотом по черному, на десятилетия, на века сделанное объявление: "Прием
граждан круглосуточно"...

* * *

А ведь было время, когда я ходил в этот дом, совершенно не задумываясь о
том, каким он ко мне обернется. Это было, вероятно, году в 25-м. На
Кузнецком, 24, помещались "Курсы Берлица". Это были курсы, где по какой-то
системе, придуманной неизвестным нам, еще довоенным Берлицем, быстро
научали иностранным языкам.

Меня понесло на эти курсы потому, что мой двоюродный брат в это время был
в Китае начальником Политуправления у Чан Кай-ши. Меня с безумной силой
тянуло делать революцию в Китае, кузен мой обещал меня забрать с этой
целью к себе, при условии, если я выучу французский язык. Почему
французский, бог знает. Конечно, я ему поверил и устремился сюда, на
Кузнецкий мост, 24.

Старый трехэтажный дом. "Приемной" на первом этаже еще нет. Она появится
после, вероятно, году в 35-м или 36-м.

Я быстро взбегал по лестнице на третий этаж. Лестница никогда не бывала
пустой. Потом уже, много-много лет спустя, я вспоминал, что кроме меня и
мне подобных - веселых, беспечных, часто элегантных, почти всегда молодых
- по этой лестнице подымались и другие люди: пожилые или молодые, одетые
хорошо или плохо, но все с печатью горя на лице, все - неулыбающиеся,
озабоченные.

Мы вместе входили или взбегали по лестнице и расходились: одни направо -
на курсы Берлица, другие налево.

Дверь налево почти всегда открыта, поэтому не видна маленькая вывеска на
ней: "Политический Красный Крест". В открытую дверь был виден длинный
коридор, всегда забитый людьми. Как страшно! - ни разу тогда не
задумывался ни об этой странной вывеске, ни об этих людях. Я бежал на свои
идиотские курсы, где красивая, молодая женщина с указкой в руках
показывала нам на развешанные по стенам изящные рисунки и по-французски
объясняла: это красивый деревенский дом; вот это девочка играет в волан. И
еще подобную чепуху. На этих курсах запрещалось употреблять какие бы то ни
было русские слова. Несколько месяцев я учился узнавать, как по-французски
называются разные, мне не нужные предметы, и однажды на концерте в
Колонном зале услышал, в ложе разговор двух дам. Они говорили
по-французски, и я вдруг с потрясением обнаружил, что понимаю, о чем они
говорят! Это было невероятное ощущение! Впрочем, оно меня не подвигнуло на
то, чтобы продолжать ходить изучать французский язык после того, как мой
кузен, вместе с другими советскими советниками, бежал из Китая из-за
переворота, устроенного Чан Кай-ши. Я утратил всякий интерес к курсам