"Глеб Раздольнов. Шипи и квакай, и пищи на веселую луну! (фантазка с элементами реальности) " - читать интересную книгу автора

- Куда ж теперь? - развел Веня руами.
- Туда же, - сказала спутница, улыбнулась, - домой меня свозишь. Отец
у меня недалеко живет.
- За тем пригорком наш хуторочек. А когда-то давным - давно была
большая деревня. Даже церковь была Успения Богородицы, каменная, теперь
одни развалины... А деревня называлась Никола Царевна, странное название,
не правда ли? А знаешь почему так? Говорят, что деревню основал сам святой
Николай, бред наверное, а вон у того дуба, видишь, где дорога сворачивает,
встречали из Питера какую-то фиву императорской фамилии. Некоторые из
местных говорят, что вроде саму Екатерину Великую здесь встречали, врут
похоже, но интересно, правда ? Так вот потому, вроде, и двойное название -
Никола Царевна! - оба слова, кстати, с большой буквы. А фиву три дня
кормили, поили, холили, такие, вот, богатеи тут жили, не то, что сейчас.
Тогда, вот значит, не в падлу было крутым из Питера по три дня здесь
пьянствовать, прикинь!
Они еле ползли по проселку. Дорога сплошь состояла из ям, рытвин,
колдобин, даже трактору, колесному конечно, пришлось бы туго. Повезло в
том, что жирную глину с ночи подморозило, Веня умудрялся проскакивать особо
опасные участки, не увязая. Но машина плевалась грязью во все стороны,
стекла напрочь были уже залеплены черно-бурыми комками, пришлось
останавливаться, поскольку лобовое стекло дворники не очищали, а только
возили взад - вперед тяжелые комья.
Вдоль дороги по обеим сторонам живой изгородью густо встал тощими
стволами живучий, не сдавшийся первым холодам, высокий борщевик. А за ним
потянулись обширные просторы давно непаханых полей, поросших сорняками,
бурьяном. Кое-где на бывших, теперь окончательно почивших пашнях скученно
поднимались молодые березки - дикий лес вновь вступал в права над
территориями когда-то лихо отвоеванных у него человеком.
Марина, неожиданно для Вени, по своему воспользовалась вынужденной
остановкой. Она аккуратно, словно кошечка, стала умываться минеральной
водой из небольшой бутыли, которая оказалась в ее сумочке. Девушка смыла
краску с лица, вытерла с губ помаду, сбила ловкими движениями крикливую
прическу и вышла из машины, ни дать, ни взять, - домашняя мамочкина дочка,
что дальше порога носа не сунет.
- Отец у меня слепец, - обтирая розовые щечки салфетками, сказала
спутница, - но любит дотрагиваться до моего лица руками, краситься
запрещает, все у него какие-то старосветские принципы, держит меня за
целомудренную, ну и пусть, я не спорю.
Она усмехнулась, пошло и грустно. А кривой унылый изгиб губ, как
случайный, ненамеренный мазок неопытного художника, слился со скучным
пейзажем и вышла, блин, трогательная картинка.
Веня заметил и хмыкнул саркастически. Разверзнутая хлябь, подернутая
синей некрепкой наледью, черные леса с бледной изморозью на корявых ветках,
храм разваленный и ограбленный, а посреди всего -столичная б...с витиеватой
ухмылкой, - очень скабрезно.
Нравственный этюдик, нечего сказать, хоть на рынке такими торгуй -
самое то.
Отец Марины, высокий старик, жил один в огромном деревянном доме,
который по-петушиному дерзко взлетел на самый гребень холма. К низу - по
склонам тянулись черные огороды.